Признания новобрачного - Ванесса Келли Страница 41

Священник наконец распрощался, и Доминик твердой рукой вывел его из комнаты, продолжая слушать велеречивые изъявления благодарности за щедрое пожертвование Гриффина на ремонт церковной крыши. Учитывая склонность служителя церкви изливать свои чувства с преувеличенной экспансивностью, Гриффин сомневался, что он станет молчать относительно поспешного бракосочетания, однако Доминик заверил его в обратном. Очевидно, священнослужитель был в долгу перед Домиником — как и большая половина Лондона — и всегда проявлял благоразумие в прошлом.

В любом случае Джастин и Гриффин теперь были женаты, так что, если какая-то информация все же просочится, ее можно будет уверенно отрицать как досужие сплетни.

Гриффин прислонился к стене у камина в гостиной Доминика, лениво наблюдая, как его супруга беседует с леди Торнбери и Вивьен Сент-Джордж. Теперь к прошлому возврата не было, и Гриффин даже сам удивился тому, что нисколько не жалеет об этом. Возможно, сожаления придут позже, когда надо будет принимать решения об их будущем. Но пока он ожидал единственного светлого момента во всем фарсе — брачной ночи с этой маленькой серой мышкой… весьма аппетитной мышкой, надо признать.

Когда Гриффин взял дрожащую руку невесты и произнес клятву перед священником, он и сам был потрясен силе внезапно вспыхнувшего желания. Она взглянула на него — огромные голубые глаза на бледном лице, россыпь ярких веснушек. Ее тревогу, казалось, можно было потрогать. Девушка часто и тяжело дышала. Глядя, как поднимается и опускается ее грудь, Гриффин понял, что ему очень трудно сосредоточиться на словах священника, который как раз перечислял обязанности супругов. Он мог думать только об одной своей обязанности, которую рассчитывал выполнить, и чем скорее, тем лучше, но одновременно был тронут очевидной ранимостью невесты.

Мысленно он пообещал — и это обещание имело для него большее значение, чем пустые клятвы, которыми они обменялись, — что никогда не обидит Джастин. Независимо от того, как долго им суждено быть вместе, он никогда не оставит ее без защиты и соответствующего финансового обеспечения. Джастин невинна, так же как когда-то была невинна его мать, до того как ее совратил его отец. Гриффин не мог отшвырнуть, как ненужный хлам, невинную девушку. Не мог он и вернуться к жизни, которую вел до того, как много лет назад сбежал в Лондон.

Но пока они будут жить под одной крышей, Гриффин намеревался наслаждаться своей женой. В его жизненные планы никогда не входила женитьба, однако дураком он все же не был. По любым меркам Джастин была наградой, за которую стоило побороться. И Гриффин лучше, чем любой мужчина Лондона, знал, как в этой борьбе добиться успеха.

— Как ты себя чувствуешь в роли женатого мужчины, кузен? — спросил Эйдан Сент-Джордж, подошедший к нему с двумя бокалами шампанского. — Ты, как всегда, выбрал нетрадиционный путь. Женитьба на дочери Эдварда Брайтмора — крутой поворот даже для тебя. Не могу дождаться, когда услышу, какие об этом пошли слухи. — И он насмешливо ухмыльнулся.

— Думаю, они не смогут сравниться со скандалом, взбудоражившим весь город, когда ты женился на Вивьен, — ответствовал Гриффин. — Я же не колотил безумного русского князя на глазах посла и почти всего высшего общества. В сравнении с этим Джастин и я даже не достойны упоминания.

Ухмылка Эйдана стала шире. Он припомнил дикую сцену, произошедшую однажды ночью, когда он спас леди Вивьен Шоу от насильственной помолвки с князем Иваном Хованским, отпрыском богатой и влиятельной русской семьи. Гриффин и несколько его друзей были рядом, чтобы при необходимости оказать помощь. Он был рад помочь, поскольку считал Вивьен Шоу храброй и достойной восхищения женщиной, заслужившей счастливую жизнь.

Но, что касается Гриффина, он бы с удовольствием принял участие в этой наглой эскападе хотя бы потому, что помог уничтожить репутацию представителя класса, который люто ненавидел, — князей и принцев. Всякий раз когда у него появлялась возможность навредить члену королевской семьи, он старался ею непременно воспользоваться.

— Я слышал много интересного, — лениво протянул Эйдан. — Неужели симпатичная миссис Стил действительно наставила пистолет на лорда Малборна? Я был уверен, что Доминик преувеличил.

Гриффин мысленно вздрогнул, услышав новое имя Джастин, — миссис Стил. К этому придется привыкнуть.

— Все так и было, — сказал он и взял бокал из рук Эйдана. — Она сказала, что непременно выстрелила бы, не появись я как раз в этот момент. Ей, понимаешь ли, не понравились дурные манеры этого высокородного кабана.

— Да, она, безусловно, дочь своего отца. Неудивительно, что Доминик ей доверяет.

Гриффин нахмурился. Он встречался с Недом Брайтмором несколько раз и знал от Доминика, что этот человек был одним из самых отчаянных. Многие сказали бы, что он был отчаянным до безрассудства. А Джастин произвела на него впечатление исключительно осторожной и благоразумной женщины, стремящейся вести спокойную жизнь и держаться на заднем плане. Но что-то от отца в ней все-таки было. Чего стоило одно только ее решение защитить Пэтти, уничтожив собственную репутацию. Гриффину казалось, что нечто подобное сделал бы и Брайтмор.

А ведь был еще импульсивный поцелуй накануне вечером в его кабинете. Ее ответ был сначала робким и неуверенным. Это был поцелуй юной невинной девушки. Но что-то в этом поцелуе говорило о существовании потайных глубин чувственности и страсти. Гриффин об этом и подумать не мог и потому безмерно удивился.

Он снова взглянул на Джастин. Теперь она улыбалась, разговаривая с Вивьен и леди Торнбери, матерью Эйдана. Новоявленная миссис Гриффин Стил уже не была мертвенно-бледной — краски жизни постепенно возвращались на ее лицо, и ярко-рыжие локоны, спускавшиеся из затейливого узла на шею, мягко светились в приглушенном свете ламп. Простое серое платье красиво облегало фигуру, намекая на бездну удовольствий, скрывающихся под скромной упаковкой.

Еще больше удовольствия Гриффину доставляли мысли о том, как он будет ее раздевать. А пока ему очень нравилось наблюдать за ее лицом — милые черты и острый ум, светившийся в сапфирово-синих глазах. Джастин всегда держала свои мысли и слова при себе, но он не сомневался, что от ее внимательного взгляда ничто не ускользало.