Пропустите женщину с ребенком - Ирина Лобановская Страница 41

— Правда, Борис чуть-чуть прихрамывает, — не стала скрывать очевидного Лилия Ивановна, — но это пустяк. Наверное, когда-то в детстве повредил ногу, сломал или порвал сухожилия. Точно не знаю… Но он был спортсменом, по-моему, катался на горных лыжах… Поэтому ненавидит теперь горы. Как-то случайно прорвалось. В общем, думаю, он тебе понравится. И тогда я представлю ему тебя как свою дочь. Борис легко простит мне мой маленький розыгрыш. А не глянется он тебе — ничего не узнает.

Наташа и ее будущее давно и всерьез беспокоили Лилию Ивановну. Если не пристроить дочку замуж, она сама палец о палец не ударит. Не потому, что не хочет, а потому, что не умеет. Наташенька выросла инфантильной, дитя дитем, и Лилия Ивановна горько сознавала, что в этом повинна только она.

Дочка, даже став студенткой, не отрывалась от телевизора, если там показывали мультфильмы. Потому как обожала.

— А что особенного? — удивленно пожимала она плечами в ответ на упреки матери. Дескать, когда же ты, наконец, повзрослеешь, доченька? — Люблю мультфильмы, они забавные. Почему ты считаешь, что их должны смотреть только дети?

Но особенно возмущала Лилию Ивановну вечерняя передача «Спокойной ночи, малыши!», каковой Наташа считала своим долгом обязательно насладиться каждый вечер. И, лишь посмотрев, принималась за другие дела. Время сказки было святое, и отрывать дочку в эти минуты от экрана строго запрещалось.

Лилия Ивановна злилась, уже заслышав мелодию ставшей навязчивой популярной песенки, но сломать упорство и настроение дочери, ни в какую не желающей взрослеть, оказалось немыслимым. Поэтому Лилия Ивановна возлагала тайные надежды на замужество дочки. Заведет семью, детей — сразу повзрослеет и поумнеет.

Любящая мама ошибалась. Но против замужества Наташа, слегка засидевшаяся по нынешним понятиям в девках, ничего не имела.

Она сильно в последнее время раздражалась на неслышного, невидного, незаметного отца и на мать, любящую ударяться в патетические воспоминания.

— И тогда, — рассказывала мать, — а денег у нас вечно не хватало, мы с твоим отцом наскребли на два драповых пальто. Громоздких, тяжелых, как стальные конструкции, с большими широкими плечами, но такие в то время были в моде… И носили их лет десять. А потом перелицевали — ты и слова этакого не знаешь! — и еще носили лет пять или шесть.

— Знаю, — вздыхала Наташа. — Мама, я, наверное, уже раз сорок слышала про ваши пальто!

Наташенька явилась в консультацию утром в понедельник, которым принято начинать новую жизнь, честно заплатила деньги за совет юриста и села ждать возле комнаты, цифру которой ей назвала мать. Очередь составилась из четырех человек, не считая Наташи.

Первой гордо восседала бабулька, непрерывно перебирающая в большой, доверчиво открытой сумке внушительно-пухлую пачку потрепанных документов, видимо накопленных за долгие годы судебной тяжбы.

Второй оказалась худая изможденная женщина, старавшаяся слиться и цветом, и формами со стеной, чтобы раствориться и исчезнуть из этого мира незаметно, тихо и навсегда. Наташа старалась не смотреть в ее сторону.

Третьим был бодрячок толстячок, не умеющий сидеть смирно и ждать. Он без конца расхаживал по приемной из угла в угол и то и дело выразительно и возмущенно посматривал на часы.

Перед Наташей в очереди томилась также молодая девушка, при взгляде на которую дочке начальницы захотелось пойти и повеситься. Если такую увидит этот неизвестный Борис… И угораздило же ее, эту цацу, притопать сюда на прием! Да еще перед Наташей! И что такой диве вообще делать в юрконсультации?.. Подобные крали гуляют совсем в других местах! Далеких от всякого намека на законы или нормы поведения…

Девушка сидела неподвижно и бесстрастно, ни на кого не обращая внимания, не проявляя нетерпения и не нервничая. Лишь слегка покачивала изящной туфелькой на каблуке. Колготки и обувка — шик! По высшему разряду!

Конечно, мама-правоведка для дочки ничего не жалела, одевала в самых дорогих магазинах, но только престижная одежда смотрелась на Наташе-богатырке смешно и забавно, словно с чужого плеча и надета на время, просто так, от безысходности… Любое, даже самое дорогое платье сидело на ней, как приговоренное по статье Уголовного кодекса России.

Одежда прекрасной незнакомки казалась сшитой исключительно для нее одной и словно превратилась во вторую кожу. И выглядела раза в три дороже, чем стоила на самом деле, словно девица значительно поднимала цену шмоток, надев их. Тем самым оказывая нарядам неслыханную честь, одарив тряпки своим царским вниманием…

Судя по ее росту, она вышагивала по земле, как длинная жирафа, молодая и рыжая, принципиально не желающая замечать никого и ничего вокруг. Такая никогда не снисходит до окружающих, потому что всех считает ниже себя. Она никогда не отвечает ни на чьи приветствия. Запросто позволяет разглядывать себя в свое удовольствие, внахалку рассматривать ее длинные ноги, долгие руки, горячие жаркие волосы… И все, начиная внаглую есть глазами эту жирафу, тотчас понимают, что она на них плюет с высоты своего роста. Просто они для нее — охранники, водители, продавцы, юристы, учителя, инженеры, журналисты — все, кроме членов ее родной, чисто мажорской тусовки, — ничто, пустое место. Она ни на кого не обидится, ни на что не обратит внимания, не заметит любого поступка, потому что все вокруг — вне ее круга. Вот она — подлинная мажорская, снобская гордыня!..

Наташа банально сравнила девицу с гусыней, честно признавшись себе, что гусыня чересчур хороша. Надо отдать ей должное.

Борис несколько раз выходил из своей комнаты, куда-то поспешал, чуточку прихрамывая, приносил какие-то книги, справочники, документы. Легкая хромота придавала ему шарм. И Наташа тотчас поняла, едва увидев его, почему мама так настаивала на их встрече. Этого высокого парня следовало хватать, и как можно скорее и крепче. Иначе это сделают другие. Таких, уже нацелившихся на него, конечно, полным-полно. Вон, даже рыжая красотка, сидящая в очереди впереди Наташи, тоже обратила на него внимание, чуть-чуть приподняла брови, взглянула пристально, тотчас очнувшись от своей невозмутимости… В синих глазах жирафы замерцал неподдельный интерес.

— Вы давно ждете? — спросила ее Наташа, чтобы завязать разговор.

Просто сидеть в тишине было слишком тоскливо.

Девушка мельком посмотрела на свои маленькие часы. Фирма, отметила Наташа.

— Минут сорок, — ответила красотка, едва взглянув на Наташу. — Очередь двигается очень медленно.

— И это безобразие! — тотчас закричал активный дяденька, непрерывно блуждающий по приемной, как тигр в клетке. — Издеваются над людьми!

— Нет! — охотно включилась в разговор бабулька с сумкой. — Здесь всегда так. Но это правильно! Юристу требуется время, чтобы вникнуть в суть дела. И полистать кодексы, законы… У каждого, кто приходит сюда, свои проблемы и вопросы. Сложные, очень разные… Сразу не поможешь и не ответишь.

Девушка вздохнула, подтверждая правоту бабули. Бодрячок остался при своем мнении. Изможденная женщина в беседу не вступала, даже головы ни к кому не повернула, словно не слышала.