Пугалки для барышень. Не для хороших девочек - Даниэлла Вуд Страница 41

Конечно, здорово видеть во сне, как ты вылезаешь ночью через потолок газетной редакции по ветвистой лестнице цветка-переростка прямо под купол звездного неба. Но даже если выбрать более разумный подход: написать теплое, но печальное заявления об уходе, доработать положенный срок и в пятницу вечером выйти через парадную дверь (после пары бумажных стаканчиков мозеля из супермаркета) на улицу, даже если все сделать именно так, все равно нельзя не почувствовать в этот момент такое же замешательство, как если бы ты вдруг очутился на крыше под добродушно-бесполезным циферблатом городских часов, осознавая, что у тебя нет за душой ничего, кроме малолитражки с помятой дверью, двадцати семи пар красных туфель, степени бакалавра искусств и набившего оскомину вопроса, что делать дальше.

Я встретилась с Евой у нее дома.

— Как ты пришла к этому? — спросила я подругу на этапе распития третьей бутылки вина; мы давно дружим и редко видимся, поэтому она все еще сидит со мной, хотя Адам давно уже, извинившись, отправился спать.

— К чему пришла? — спросила она, засыпая на ходу.

— Вот к этому, — ответила я, широким жестом показывая на просторный, со вкусом отремонтированный коттедж, спальню, где ее спокойный и надежный муж спал на своей половине брачного ложа, детскую, в которой дрыхли без задних ног двое крепких мальчишек, пару довольных собак, растянувшихся перед камином, и стены, украшенные целым урожаем нарисованных яблок. — Ты всегда обгоняла меня на пять шагов, Ева.

— Все зависит, моя дорогая, от того, куда ты направляешься.

— А куда мне идти теперь?

Она бросила в меня подушку.

— Иди спать, ради бога. Уже через два с половиной часа сыночки мне опять на шею сядут.

Через пару недель я подняла паруса. Хотя слово паруса не совсем удачно сочетается с плывущим по волнам американским небоскребом, на сверкающей палубе которого я стояла, прикалывая к лацкану блестящий именной значок с надписью «Помощник администратора Рози Литтл».

Вы только полюбуйтесь на меня в этой форме круизной компании: обтягивающая бутылочно-зеленая юбка, такого же цвета облегающий жакет, скромная нейлоновая блузка с неброским узором, бежевые колготки (которые рвутся с ужасающей быстротой — одной пары хватает всего на два дня из-за моей смехотворной склонности зацепляться за все, что торчит) и бутылочно-зеленые туфли-лодочки на удобном низком каблуке. А еще можете запустить руку в нагрудный кармашек моего жакета и вынуть ламинированную карточку, потому что мне хочется посмеяться над ней вместе с вами.

По инструкции я всегда должна была иметь ее при себе, в противном случае мне угрожает письменный выговор (который я в итоге и получила). На карточке изложены десять заповедей жизни на корабле. Моими любимыми всегда были номер три: «Я всегда улыбаюсь, я всегда на сцене», и номер десять: «Я никогда не говорю „нет“. Я говорю: „С удовольствием посмотрю, что можно для вас сделать“».

Я делила расположенную в трюме каюту (с очень тонкими стенами) с уроженкой Техаса по имени Бет. Хотя для того, чтобы получить работу девушки для танцев на борту корабля, ей, должно быть, пришлось хирургическим путем удалить с запястий помпоны танцорки из команды поддержки спортивного клуба. Ей нельзя было также отказать в прямодушии и чувстве юмора, и мы быстро подружились. Ее друг, тоже танцовщик, был мексиканец по имени Октавио: его лощеные манеры и навеки залакированные волосы оставались безупречными даже после целого дня ча-ча-ча с семидесятилетними матронами из Небраски, трясущими дряблыми телесами.

— Октавио — единственный мужчина в мире, который ведет свою подружку в «Тиффани», чтобы показать ей кольцо, которое собирается купить себе, — это была любимая из дежурных жалоб Бет на Октавио: каждая сопровождалась трехсотшестидесятиградусным оборотом больших глаз и глубоким вздохом, говорившим о феноменальной емкости легких.

Если вы когда-нибудь плавали в качестве пассажира на круизном теплоходе, то вам должно быть известно, что запланированные развлечения сменяют там друг друга по меньшей мере каждые полчаса. Пассажирам предлагаются уроки танцев самых разных стилей, уроки кулинарии, выставки ледяной скульптуры, семинары по инвестициям, лекции о живой природе и аукционы произведений искусства, призванных наилучшим образом сочетаться с вашими занавесками.

Но среди американских пенсионеров, вступивших на борт, чтобы вполне насладиться привилегиями, которые они заработали честным трудом на протяжении всей жизни в семейном бизнесе по производству ковров-резины-пластмассы-сорока-четырехфутовых кемперов, ни один из этих видов деятельности не пользуется такой популярностью, как тот, в котором я специализируюсь, а именно — жалобы. Некоторые могут мне возразить, что принятие пищи — занятие еще более популярное, чем жалобы. Но мне трудно представить себе еду как самостоятельный вид деятельности: на корабле пассажиры все время, пока не спят, испытывают такую же ежеминутную неконтролируемую потребность в еде, как, например, в моргании.

Будучи пассажиром, во время круиза вы можете три раза в день занимать свое место в Изумрудной столовой и заказывать все что угодно из меню. Вы можете заказать все меню целиком. А поскольку еда включена в общую стоимость круиза, как раз это вам и остается делать. Вы заказываете шесть разных блюд и уминаете по два куска с каждого, оставляя место, конечно же, для десерта, который наш пироман, он же шеф-повар, подает в виде фламбе. Если вы пропустите один из приемов пищи или вам вдруг захочется есть, вы можете в любое время подкрепиться в пиццерии или перекусить в кондитерской. А если вы окажетесь на палубе пересекающего океан лайнера глубокой ночью, вам может посчастливиться увидеть, как корабль облегчается при лунном свете: мощнейший поток недоеденной пищи смешивается с таким же огромным количеством человеческого дерьма, погружаясь в волны расползающейся массой.