Неприступный герцог - Джулиана Грей Страница 41

— Уолллингфорд, я хочу, чтобы вы отказались от пари.

Герцог не шевелился, и Абигайль замерла в ожидании.

Наконец он хмыкнул.

Она отстранилась и попыталась заглянуть герцогу в лицо, но он не разжал рук.

— Я серьезно. Неужели вы не видите, что оно совершенно бессмысленно? Никто не хочет покидать замок. В нем найдется место для всех. Да и что плохого в том, чтобы позволить людям полюбить друг друга?

Как только эти слова сорвались с языка Абигайль, она ощутила, как краска смущения густо разливается по щекам. «Скажи что-нибудь!» — взмолилась Абигайль, в то время как слово «любовь» пульсировало между ними в унисон с медленным сердцебиением Уоллингфорда под ее ладонями.

— Полагаю, — произнес Уоллингфорд тоном судьи, оглашающим вердикт, — если мы хотим избежать дальнейшего обсуждения…

Абигайль обвила его шею руками.

— О, спасибо! Только представьте, как будет весело, если над нашими головами не будет висеть этот дамоклов меч. Какими добрыми друзьями мы все станем!

Уоллингфорд схватил руки Абигайль, стиснул их и прижал к своей груди.

— Друзьями? — Теперь герцог мягко и серьезно смотрел на нее, и луна отражалась в его глазах.

Абигайль была рада тому, что вокруг царила кромешная тьма. Ведь она скрывала ее румянец. Румянец! Ее! Абигайль вообще никогда не краснела. И вот она стояла здесь, на берегу озера, краснея и смущаясь, точно дебютантка на своем первом балу. Вела себя так, как поклялась никогда себя не вести. И все же ощущение нельзя было назвать неприятным. Абигайль чувствовала себя взволнованной. То же самое она испытала бы, если бы лошадь, на которую она поставила и которая всю дистанцию безнадежно плелась в хвосте, вдруг резко прибавила и пришла к финишу первой.

Вот и сейчас Абигайль ощущала нечто больше, чем ликование.

— Да, друзьями, — проворковала она. — Мужчины и женщины могут быть друзьями. Мы можем вместе заниматься изучением наук. Вы великолепно владеете латынью. Я сама слышала за ленчем. Так что мы сможем…

— Абигайль. — Уоллингфорд остановил ее рассуждения с помощью нежнейшего из поцелуев. — Давайте не будем опережать события. Между страстными объятиями и крепкой дружбой огромное расстояние.

Глаза Абигайль округлились от изумления. Уоллингфорд смотрел на нее серьезно, даже сурово, но дрогнувшие уголки губ выдали его.

— О! — выдохнула Абигайль. — Как же я вас обожаю! — И вновь обвила шею герцога руками, засмеялась, с восхищением ощущая, как вибрирует от смеха его грудь.

Уоллингфорд приподнял ее над землей и коснулся губами волос.

— Послушайте, — произнес он наконец, — нужно отвести вас домой. Уже поздно, вы замерзли, вас хватятся…

— Никто меня не хватится. Все думают, что я у себя в комнате.

— Абигайль, — Уоллингфорд убрал с ее лица прядь волос, — мы не станем делать этого, вы меня поняли? Может быть, я и распутник, но у меня нет привычки соблазнять девственниц, даже таких, к которым я…

— Да?

Уоллингфорд поцеловал ее в лоб.

— Да так, ничего. Идемте.

Ни он, ни она даже не пытались расцепить объятия.

— Я не хочу никуда идти, — сказала она. — Пожалуйста, еще несколько минут.

На лице Уоллингфорда отразилось сомнение.

— Вы замерзнете.

Его голос звучал так невозможно нежно, словно перед ней стоял совсем другой Уоллингфорд — настоящий, но почему-то скрывающий свою сущность. Абигайль хотелось как-то сохранить эту сущность, подобно тому, как мистер Берк сохраняет образцы воздуха в своих пробирках.

Абигайль отстранилась.

— Подождите здесь минуту, — сказала она и побежала по влажным камням к лодочному сараю.

Когда она вернулась с одеялами в руках, Уоллингфорд по-прежнему стоял на камнях босиком, скрестив руки на груди.

— Что это? — спросил он, вскинув бровь.

— Я хранила эти одеяла в лодочном сарае на случай, если мы вздумаем устроить пикник, — беззаботно ответила Абигайль, накинула одно одеяло ему на плечи, а другим укрылась сама.

— Пикник. — Уоллингфорд притянул девушку к себе. — Вы сумасшедшая. Моя сумасшедшая девочка. — И поцеловал в макушку.

Она потянула его к валуну и опустилась на землю.

— Всего на несколько минут. Я уверена, вашей репутации под силу противостоять скандалу.

— Сидеть на земле ужасно неудобно.

— А вы можете лечь и положить голову мне на колени.

— Да поможет нам Господь! — Уоллингфорд устроился рядом с Абигайль, театрально вздохнув. Затем осторожно обнял за плечи и положил ее голову себе на плечо. — Вам тепло?

— М-м-м… — Абигайль закрыла глаза. — Вы не жестокий и не распутный, Уоллингфорд. Почему вы хотите таким казаться?

Пальцы герцога чертили линии на ее руке.

— Это не притворство, а часть меня. А вы изо всех сил пытаетесь убедить меня в обратном.

— Глупости. Всеми нами время от времени повелевают низменные инстинкты. Даже Лилибет не исключение.

— Да, но я слишком часто им отдаюсь. Мой дед постоянно указывает мне на это. Считает, это оттого, что я с детства имел слишком много привилегий и ни в чем не знал отказа.

Абигайль с благоговением наслаждалась поглаживаниями Уоллингфорда, теплом его тела, его ошеломляющей откровенностью. Скорее всего он никогда никому не рассказывал этого. Так почему же выбрал для своих признаний ее?

— Поэтому вы здесь? Чтобы доказать, что можете существовать и без своего титула? — Она крепче прижалась к герцогу.

Тот заметно напрягся. Казалось, его сердце на мгновение перестало биться.

— Какая же вы все-таки необычная, мисс Харвуд.

— Вы должны раз и навсегда решить, как меня называть: Абигайль или как-то иначе.

— Пожалуй, Абигайль предпочтительнее. — Уоллингфорд поцеловал ее макушку, на которой покоился его подбородок. — Если, конечно, вы позволите мне это.

Она молчала, прислушиваясь к плеску воды и шороху листьев. Дыхание Уоллингфорда шевелило ее волосы.

— Если бы вы действительно были распутником, вы сейчас овладели бы мною.

— Возможно, вы меня изменили.

— Нет. Я не верю в то, что человек может измениться. Вы такой, какой вы есть. Просто вы должны решить, что с этим делать.

— Добровольно?

— Да, наверное. Можете назвать и так. — Абигайль посмотрела на свою руку под одеялом Уоллингфорда, которая вновь лежала на пуговицах его жилета. Что он будет делать, если она попробует их расстегнуть? — Посмотрите на себя. В вас так много доброты. Но вы никому ее не показываете, прячете в своем полном нежности сердце.