Семья Эглетьер - Анри Труайя Страница 41

Кароль взглянула на спидометр.

— Не так быстро, Жан-Марк.

— Надо поторопиться, если мы хотим быть в Париже к половине девятого.

— Будем, когда сможем, дорогой. По-моему, лучше что-нибудь сочинить, чем попасть в аварию.

Жан-Марк чуть не отрезал: «Но не по-моему», однако промолчал и сбавил скорость, усмиренный нежностью ее взгляда. По шоссе текла река огней, красных в одну сторону, ярко-желтых в другую. Сиреневое зарево в небе предвещало близость Парижа. Жан-Марк с неохотой посторонился, уступая дорогу более быстроходным машинам. Кароль обняла его за шею. Это она придумала съездить на полдня в «Феродьер». Конечно, там им было спокойнее, чем прошлой ночью в комнате Жан-Марка, когда малейший шорох заставлял их леденеть от страха. Укрывшись в загородном доме, они могли ни с кем не считаться хотя бы несколько часов. Здесь они были свободны, здесь ничто не угрожало их любви. Кароль привезла из Парижа три красные розы и поставила их в вазу. Жан-Марк развел в камине огонь; и каждый увидел, как в глазах другого загорается желание. Жан-Марк и теперь еще ощущал всем телом нежное тепло прижавшейся к нему Кароль. Ему казалось, что губы его стали иными после ее поцелуев. В его ушах звучали слова, которые она шептала в темноте. Неужели это правда, неужели она в самом деле говорила, что у него красивые глаза, что он стройный и сильный, что ей хорошо с ним? А он? Что он в ослеплении страсти кричал этой женщине? Он не мог вспомнить. Но в одном он был уверен: то, что он до сих пор считал любовью, было просто физической потребностью, чем-то для него унизительной, а с Кароль все было иначе. Ни одно ее движение не коробило его, ни одна поза не выглядела некрасивой. Ее обнаженное тело казалось ему чудом. Он сжимал ее в объятиях и каждую минуту изумлялся тому, что вся она — от головы до пят — оказалась живым воплощением самых сокровенных его мечтаний. Неужели они нашли друг друга только затем, чтобы тут же потерять? Жан-Марк снова прибавил скорость. Он почти желал катастрофы. Лучше погибнуть вместе с нею мгновенно, чем погрязнуть в позорных и неизбежных компромиссах.

— Ты опять за свое, Жан-Марк!

Жан-Марк обогнал две машины и с досадой проговорил:

— Стоит мне вспомнить, что через два дня…

— Не надо, дорогой. Завтра мы снова поедем в «Феродьер».

— А послезавтра ты отправишься встречать его в аэропорт!

— Это ничего не изменит.

— Ты так думаешь? Вернее, хочешь, чтобы я этому поверил? Но это же невозможно, Кароль! Когда он вернется, между нами все кончится!

— Почему?

— Я не выдержу… Знать, что в первую же ночь ты и он…

— Между мной и Филиппом уже давно ничего нет!

— Неправда! Ты лжешь! Впрочем, я сам все узнаю наутро по твоему лицу. Ох, Кароль, какое мучение! Что с нами будет?

В слабом свете приборного щитка он угадывал рядом с собой ее четкий профиль. В этой изящной фарфоровой куколке таилась устрашающая воля.

— Положись на меня, — сказала Кароль. — Думай только о нашей любви. Ничто другое не должно для тебя существовать.

— А для тебя?

— Я люблю тебя, Жан-Марк. Люблю как безумная. И знай, никто так не владеет собой, как обезумевшая женщина, которая знает, чего хочет.

Кароль потянулась к нему, и быстрые, горячие поцелуи побежали по его щеке, от уха к уголку рта. Волна желания захлестнула его. И снова Жан-Марк подумал, что лучше погибнуть, только не быть низвергнутым с вершины этого счастья. Но воспоминание о двух мужчинах, попавших в катастрофу, отрезвило его. Он увидел, как красная жидкость, скрытая от взглядов в бесчисленных сосудах, расползается огромным пятном, пропитывая одежду и землю; изуродованную Кароль, толпу свидетелей. Разразится скандал: да еще, может быть, он умрет не сразу… Холодная дрожь пробежала по спине Жан-Марка.

У первого парижского светофора Кароль сказала:

— Я сяду за руль, а ты поедешь на метро. Мы не должны возвращаться вместе.

Она помнила обо всем. Жан-Марк подчинился.

Машина отъехала, а он еще какое-то время растерянно стоял на тротуаре. Он вдруг почувствовал себя обобранным.

Когда без четверти девять он явился домой, вся семья сидела за столом: Кароль, Мадлен, Франсуаза и даже Даниэль, вернувшийся из Фонтенбло. Выразив всем своим видом неодобрение, Мерседес перестала подавать и застыла, ожидая распоряжений.

— Это уже слишком, Жан-Марк, — сказала Кароль вкрадчивым голосом. — С каждым днем ты приходишь все позже и позже!

В который раз она поражала его естественностью своей лжи. Жан-Марка даже немного злила тщательность, с которой Кароль оберегала их тайну. Может ли она, столь неискренняя со всеми, быть искренней с ним? Пробормотав извинение, Жан-Марк сел и положил что-то себе на тарелку. Даниэль продолжал рассказывать о пещере, куда он забрел с одноклассниками и где оказалось полно летучих мышей, висящих вниз толовой.

— Они ужасно потешные, ты не можешь себе представить! Мордочка, как у собаки, а шерсть гладкая…

— И ты их трогал? — спросила Франсуаза.

— Конечно!

— Какая гадость!

Их голоса слились для Жан-Марка в смутный гул, больше он ничего не слышал. Тысячи летучих мышей бились в комнате. Несколько раз, поднимая глаза, он ловил на себе настороженный взгляд тетки. Уж не подозревает ли она что-нибудь? Не может быть, он приписывает ей проницательность, которой у нее никогда не было. Жан-Марк успокоился, выпил стакан вина и сделал вид, будто заинтересован разговором. Но тут же вздрогнул, как от удара кнутом. Кароль сказала:

— Кстати, Жан-Марк, я совсем забыла, от отца пришла телеграмма. У него действительно ужасная профессия! Он сообщает, что задержится в Нью-Йорке до конца следующей недели. Я просто вне себя!

Она надула губы, точно капризный ребенок, и покачала головой. У Жан-Марка перехватило дыхание — он испугался, что выдаст себя, свою постыдную радость. Сколько же дней отсрочки он получил? Шесть, семь?

— Досадно! — пробормотал он.

И устыдился собственного голоса.

* * *

И вот снова Южная автострада, геометрически прямая и однообразная, протянулась в туманной дымке до самого горизонта. Но на этот раз Жан-Марк ехал не в «Феродьер». Один в дребезжащей малолитражке, взятой у Жюльена Прела, он мчался в Орли. Кароль отправилась туда раньше встречать Филиппа. Жан-Марк не сказал ей, что тоже поедет в аэропорт. Через несколько минут, затерявшись в толпе, он сможет без помех наблюдать за ней и попытается понять, лгала ли она, утверждая, что ее связывает с мужем лишь то, что давно стало условностью. Кароль не будет знать, что он следит за ней, и не станет скрывать своих чувств. Только бы не опоздать! Машина тащилась медленно, словно через силу. По расписанию, которое он заранее посмотрел, до посадки оставалось несколько минут. Правда, еще добрых полчаса уйдет на выгрузку багажа и таможенные формальности… Что бы ни случилось, он не обнаружит своего присутствия. Это испытание покажет, насколько он владеет собой. Ну а дальше? Об этом он боялся думать. Кароль не раз твердила ему: «Не думай о том, что будет потом, мой дорогой!» Как он был счастлив всю эту неделю! Шесть дней подряд они ездили в Бромей, и с каждым свиданием он любил ее все больше. «Кароль, Кароль!» — тихонько сказал он, радуясь оттого, что хотя бы произносит ее имя.