Странности любви - Дженна Питерсен Страница 41

Тристан неловко топтался на месте. Как только Мередит в смятении покинула комнату, выражение шока на лице его матери исчезло; теперь оно скорее вызывало в памяти кошку, которая обнаружила нетронутую миску сметаны. Она просто… разглядывала его, отчего он еще сильнее ощущал беспорядок в своем костюме. И то, как образовался этот беспорядок.

Чувство вины обрушилось на него, когда он осознал, в каком положении оказался. И в какое положение поставил семью не самой сценой обольщения, свидетельницей которой стала его мать, но всем, что он сделал за последний год.

Опустив голову, Тристан пробормотал:

— Мои извинения.

Мать казалась удивленной его словами:

— Извинения?

Он хмуро кивнул.

— Я делал все возможное, чтобы ограждать семью от скандалов, — смущенно сказал он. — Старался жить так, как учил меня отец, как должен жить маркиз. Все, что я делал, было подчинено этой цели. Но теперь я потерпел поражение.

Она наморщила лоб.

— Ты считаешь, что я оскорблена этим… — леди Кармайкл сделала неопределенный жест, — этим опрометчивым поступком?

— Я… — начал Тристан объяснение.

Она прервала его, подойдя к нему и положив руку на плечо:

— Нет, Тристан, нет.

Какое огромное облегчение. Пусть его мать не знает и части того, что он наделал, сам факт, что она не презирает его, давал Тристану надежду.

Она улыбнулась — и сразу помолодела на много лет.

— Мой дорогой, я никогда не делала секрета из того, что хочу видеть тебя устроенным, женатым и с детьми.

— Да, это никогда не было секретом, — согласился он с кривой улыбкой, направляясь к бару в углу комнаты. Он взял бутылку хереса и поинтересовался у матери, не хочет ли она присоединиться к нему. Констанс кивнула, и Тристан наполнил два бокала, борясь с желанием полностью осушить бутылку.

Сделав глоток, она продолжила:

— Вы явно сблизились с Мередит.

Он содрогнулся при этих словах, вспомнив о предстоящем, о том, чего он пытался избежать. Когда он начинал думать о Мередит, то не мог остановиться. А остановиться нужно. По многим причинам он не мог позволить продолжаться охватившему его безумию. Нельзя было заходить так далеко, но он не мог устоять перед ней, как не мог перестать дышать. Она стала частью его.

— Глупо отрицать это после того, чему вы были свидетельницей, — со вздохом сказал он.

Она снова улыбнулась:

— Если сказать правду, меня нельзя было бы порадовать больше. Конечно, обручение будет слишком стремительным, но это не значит, что мы не сможем устроить замечательную свадьбу с участием всех родственников.

Тристан отшатнулся:

— Обручение? Свадьба?

— Разумеется. Ты единственный из моих детей, кто еще не нашел себе пару. У нас в распоряжении есть несколько недель, даже месяц-два, чтобы насладиться всеми прелестями помолвки. — Она заколебалась, покраснела. — Если только Мередит уже не забеременела.

Он отступил еще дальше. Эту мысль Тристан старательно отбрасывал, как ни глупо было отрицать такую возможность.

— Нет. Я… я не знаю. Мама, мы с Мередит не задумывались над… над…

Губы матери сжались в ниточку, она посмотрела прямо в глаза сыну. Он знал это выражение. Он видел его мальчиком, когда плохо себя вел.

Она уперлась руками в бедра.

— Ты добился… — ее голос понизился до шепота, — физической близости с женщиной из общества и не задумывался?

Слышать такие слова из уст матери было еще тяжелее.

— Это сложно, — вымолвил он.

Леди Кармайкл гневно покачала головой:

— Нет, совсем нет. Мы, Тристан, делаем выбор, а вместе с ним выбираем и его последствия.

Ему стало больно, как от срикошетившей пули.

— Вы думаете, я не знаю этого? — Его голос звучал уныло, он снова подумал о том, чем занимался все последнее время. И о последствиях.

Мать игнорировала его слова.

— Ты признался, что не знаешь, носит ли леди твоего ребенка.

Он вдруг подумал о такой удивительной возможности. Мередит, ее живот большой, потому что в нем его ребенок. Его сын или дочь. На всю жизнь остаться с женщиной, которая за короткое время вернула ему полноту жизни, с женщиной, которую он желал так долго, но не позволял себе сближаться с ней.

— Ты должен просить ее руки, Тристан, — твердо сказала его мать.

Перед его мысленным взором возник Огастин Девлин и стер его будущее, уничтожил его… и Мередит вместе с ним. Тристан передернулся от боли.

— Я не могу.

— Ты должен. — Мать схватила его за руку. Картина, возникшая в его мозгу, исчезла, и он видел только свою мать. — Не свои фантазии и кошмары. — Я знаю, как ты мучился после смерти Эдмунда. Ты мучил себя, думая, что не сделал чего-то, что мог бы сделать.

Тристан отвернул лицо, сведенное болью.

— Я упустил его.

— Нет! — выкрикнула Констанс, и глаза ее наполнились слезами. — У тебя всегда сидит в голове, что ты должен, должен, это твой отец внушил тебе.

— Он был лучшим из людей, — нахмурился Тристан.

— Да. Это так. Но все же он был только человеком! С недостатками. Отец не был совершенством, и он никогда не ждал, что ты будешь совершенством. — Она вздохнула. Ты не виноват в том, что случилось с братом. Но если ты не поведешь себя так, как должно, с Мередит, ты потеряешь ее. И себя.

Он вырвал руку. Мать была, конечно, права, хотя Тристану не приходило в голову взглянуть на все в таком свете. Он оставлял Мередит в положении неопределенности. И вначале, когда пытался защитить ее, заявив на нее права, и сейчас, когда ему стало казаться, что он защитит ее, если будет держаться на расстоянии.

Мать смотрела на сына, склонив голову набок, и в ее взгляде было столько доброты и нежности — он не был уверен, что заслужил их.

— Тебе, несомненно, нравится эта молодая леди, — констатировала она. — Это замечательно. И не только потому, что тебе пора жениться. Но потому что я впервые за долгое время увидела улыбку на твоем лице, когда ты был с ней.

Тристан задумался. Это было правдой. Мередит делала его… счастливым. И будет делать счастливым до конца его дней.

Он мог бы постараться сделать то же самое для нее.

Сдаваясь на милость судьбы, Тристан обнял мать:

— Вы, разумеется, правы. Я поговорю с ней вечером.