Лебяжье ущелье - Наталия Ломовская Страница 41

Из кресла навстречу Кате поднялась темная фигура. Луч фонаря падал прямо на нее, но не в силах был согнать мрак с этого лица, да и не нужно, зачем? Что хорошего могут таить темные провалы глазниц, черная яма рта! Зачем этот человек… Если это, конечно, человек!

И от мучительного ужаса сжалась Катина душа. Она повернулась, хотела бежать, но страх парализовал ее, ноги словно приросли к полу. Хотела крикнуть, позвать на помощь, но не услышала своего голоса. А темная фигура все приближалась, от нее пахло тленом и пылью… Катя затрепетала, заметалась, и… проснулась.

Яркие лучи солнца били в окно. Во сне Катя сорвала полог с кровати, тяжелая пыльная материя накрыла ее по самую шею. Вот почему было так тяжело двигаться, вот откуда этот пыльный запах! Прищурив один глаз, Катя рассматривала складки шитой золотом материи. Вещь красивая, слов нет, но чересчур уж грязная. Интересно, можно ли ее стирать или придется сдавать в химчистку?

Тут Катя вспомнила сон и села на своем королевском ложе. Вот это кошмар! И какой подробный, какой достоверный! Вероятно, она прислушивалась к возне грызунов в подвале, думала, что неплохо бы пойти туда и спугнуть их, а потом незаметно заснула. Или она все же заглянула перед этим к Мышке? Нет – потому, что заглядывала она к ней с фонариком в руке, а никакого фонарика в прикроватной тумбочке у нее нет, более того – даже и тумбочки никакой нет!

Мышка уже проснулась. Они с Вороном гремели посудой в кухне и на два голоса тянули странную, но весьма своевременную песню:

– Крыса красива по-своему,

Носик крысиный красив…

Дальше слов Катя не разобрала, спешно одеваясь. А когда спускалась в кухню, эта парочка грянула от души:

– Яблоню, сливу иль грушу

Мною накормит земля,

Будете яблочки ку-ушать,

Знайте: там черви и я!

Мухи, опарыши, черви,

Крысы, и кучка гнилья!

– Ворон! – завопила Катя. – Каким глупостям вы учите девочку! Вам совершенно нельзя доверить ребенка!

– А чего, классная песня, – засмущался Ворон.

– Мам, это не он меня! Это я его научила! – обрадовала мать Мышка.

– Ладно, потом разберемся. Что вы хотите на завтрак? Надеюсь, не это самое… Крысу и кучку гнилья?

– А ничего готовить уже не надо! Мы сами приготовили творожную запеканку! – загалдели очень гордые собой Ворон и Мышка.

– Вот молодцы! Выглядит вполне аппетитно. Ворон, значит, правильно мне Георгий сказал про вас, что вы только вышивать не умеете…

– Вообще-то умею, – хмыкнул Ворон. – Но не вышивать, а так, по мелочи – заштопать, обметать, пуговицу пришить…

– Бесценный кадр! – искренне восхитилась Катя. – Но сегодня нам понадобятся только таланты рабочих-отделочников. Все на ремонт!

…Почти до обеда они отрывали обои в гостиной, а потом Катю услали за молоком. Обычно за молоком ходил Ворон. Рандеву с жительницей поселка, снабжавшей их свежей деревенской снедью, проходили возле лесного родника, два раза в неделю, около полудня. Катя как-то спросила, почему бы доброй молочнице не приходить со своим товаром прямо сюда, во флигель, на что Ворон разумно ответил:

– Так ведь она не просто по лесу прогуливается, она своих коз пасет! У коз свой маршрут и свой распорядок. У родника они воду пьют, а прекрасная пастушка их же молочком приторговывает. Она могла бы сюда приходить, но зачем тут нам с вами стадо коз? Все клумбы обглодают, да и убирай потом за ними…

И Катя согласилась с приведенными резонами, тем более что крупного (равно как и мелкого) рогатого скота с детства опасалась.

Она шла уже знакомой тропинкой через лес, помахивая корзинкой. Нужно будет сходить сюда, порисовать. Красивое место, и сюжет такой идиллический – козы пьют из ручейка, пожилая женщина в платочке сидит на грубо сколоченной скамье, и лучи солнца снопами пробиваются сквозь молодую листву… Катя замерла на обрывчике, с которого сбегала песчаная змейка тропинки, затаила дыхание, чтобы не спугнуть ускользающую красоту…

Но женщина, очевидно, слышала шаги, потому что подняла голову и уставилась вдруг на Катерину. Она смотрела слишком напряженно, слишком испуганно, как не смотрят даже на незнакомого человека, даже в самом мрачном лесу, даже в самую глухую полночь! А ведь вовсю разгорался и щурился от солонца день, и негустой лес был ярко освещен, вокруг паслись белые козы, а Катя была не громилой с ножом в зубах, а маленькой женщиной в сером свитерке и джинсах! И тем не менее женщина вдруг схватилась за обширную грудь, вскрикнула что-то невнятное и упала навзничь, прямо кубарем покатилась со скамейки! Козы сначала шарахнулись в сторону, потом обступили хозяйку, будто надеясь ей помочь.

Катерина бросилась на выручку. Тропинки она не разбирала, поэтому какая-то вредная ветка чуть не выбила ей глаз, шпильки все повылетали, и волосы рассыпались в беспорядке по плечам. Когда она наконец спустилась, молочница уже пришла в себя, если вообще теряла сознание. Подняться она не пыталась, смирно лежала, где упала, и смотрела куда-то вверх. Глаза у нее были, как у козы, – кроткие, пегие, с короткими белесыми ресницами.

– Что с вами? – выкрикнула запыхавшаяся Катя, расталкивая коз. Особенно упирался черно-белый козел, очевидно, ходивший у молочницы в любимчиках, он даже с угрозой нагнул тяжело вооруженную голову, но Катя забыла, что боится рогатого скота, и отвесила ему пинка. Козел ушел, обиженный. – Сердце прихватило, да? У вас есть таблетки?

– Так это что ж, ты там, что ль, стояла? – неожиданно бойко ответила ей лежавшая.

– Я.

– Ф-фу, а мне-то невесть что померещилось. – С резвостью, не подобающей ее возрасту и габаритам, молочница вскочила и отряхнулась. Одета она была в ядовито-зеленый спортивный костюм и кроссовки, но ситцевый цветастый платок повязан был совсем по-деревенски, и Катя вспомнила свою бабушку. – От я, старая дура… Ты с пансионату, хозяйка новая, так?

– Вроде так, – покивала Катя.

– Хорошенькая, да молоденькая какая… Принесла вот я тебе и молочка, и сыру козьего, тут и яички… Да ты бери прям с корзиной, а мне свою пустую давай. Порядок такой, значит. Ты пей молочка побольше, а то ишь, худая! Как тебя звать-то?

– Катя.

– Катя-Катерина… А меня бабушкой Ниной зови.

Так Катя и не поняла – чего так испугалась эта не старушка даже, а еще полная сил пожилая женщина?

– Какая она странная, ваша молочница, – пожаловалась Катя Ворону, когда вернулась. Тот уже оборвал обои, убрал весь мусор и теперь мазал стену какой-то белесой жидкостью. Пахло приятно – ремонтом, чистотой, новой жизнью.

– Почему странная? – удивился Ворон. – Она обычная, простая женщина.

– Увидела меня, завопила от ужаса и грохнулась в обморок.

Ворон покосился на Катю, но ничего не сказал и продолжал водить валиком по стене, точно важнее этого занятия ничего в мире не было.