Голубая ива - Дебора Смит Страница 41

Он рассмеялся. Неловкость и печаль исчезли сами собой. Она тоже засмеялась, затем опустилась на диван, закрыв лицо руками, и затряслась от хохота как в истерике.

— Лили. — Он сильно разволновался.

Артемас привлек ее к себе. Она, поджав под себя ноги, свернулась рядом.

— Я так сильно скучаю, — прошептала она.

Артемас поцеловал ее в затылок. Сдержанность стала его самым ценным приобретением, он гордился этим и всегда прибегал к ней, даже когда близость быстро затуманивала его голову нежностью и жадностью.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Не скрывай, не надо.

Она склонила голову ему на плечо, глубокие, мучительные рыдания вырывались из глубины души, сотрясая все ее тело Артемас гладил ее по голове, по щеке, бормоча тихие, нежные слова, но боль охватила его самого. Он устроился поудобнее и стал тихо укачивать Лили. Слезы брызнули у него из глаз и ручьями полились по щекам Он разбил ей сердце, разрушил их мечты, да так, что они, вероятно, никогда не будут вместе.

Почувствовав влагу на висках, она встрепенулась.

— О нет, не надо, — отчаянно проговорила она.

Он закрыл глаза и покачал головой, она прильнула к нему. Он уступил, и, пытаясь утолить боль, крепко прижал девушку к себе. Ощутив его безмолвные муки, она нежно погладила Артемаса по голове.

— Ты не умеешь плакать. — Голос ее дрожал, она запиналась на каждом слове. — Но не скрывай это от меня.

В ответ, стиснув зубы, он произнес:

— Ты единственный человек в моей жизни, который знает, что я способен плакать.

— Значит, они просто не чувствуют так, как ты. Ты слишком много хочешь от них.

— Именно на это я и надеюсь.

— Даже в отношении с ней? — простодушно спросила Лили.

Верность Гленде позволяла ответить лишь одно:

— Это не ее вина.

Заботы в его тоне хватало для того, чтобы удержать дистанцию. Лили слабо вздохнула и чуть отстранилась.

— Ты, должно быть, ее очень любишь.

— Она заслуживает того, чтобы быть любимой.

Этот неясный ответ не помешал Лили заключить:

— Значит, ты любишь ее.

Артемас знал, что истина не поможет. Ложь была бы куда мудрее, поскольку помогла бы отдалить Лили.

«Я не хочу причинять ей боль. А все, что я скажу, причинит ей боль».

Он взял ее за плечи, чуть отстранил и посмотрел ей прямо в глаза. Ее взгляд, пронизывающий и вызывающий, не встретил взаимности. На ее опустошенном лице появилась маска смирения.

— Она много значит для тебя.

— Да. Очень.

Артемас подписал себе смертный приговор. Она тащила его назад. Боже, она могла пожертвовать всем, потому что знала, что потеряла. Именно о такой ее смелости он всегда мечтал, и он не в силах был остановить этот напор, жажду прославиться и защититься.

Трясущимися руками она вытерла его глаза. У него перехватило дыхание: еще секунда, и он поймает ее пальцы своими губами. Она удержала его от этой оплошности, внезапно опустив руку к нему на грудь. Артемас позволил ей подняться, Лили отодвинулась на середину дивана.

Он резким движением провел по лицу. Она сделала почти то же. Казалось, они только что пережили смерч и спрятались в каких-то развалинах.

— Ты почти не писал о своих родителях, — сказала она. — Сообщил, что они умерли, но никогда не говорил, что был счастлив с ними.

— Я не скучаю по ним.

— Вообще?

Он посмотрел на нее:

— Вообще.

Ее лицо побледнело от его резкого тона.

— Почему?

Его рассказ смел большую часть ее идеалистических представлений о нем и удержал на расстоянии. Он начал с Сьюзен де Гуд, смягчая детали, но ничего не скрывая. Ужас застыл на лице Лили. Ее вопросы вносили лишь нотку сочувственного сожаления, словно она спрашивала против воли.

Закончив печальный рассказ, Артемас сел, опустошенный и беззащитный. Он ощущал грязь, будто слова могли испачкать его рот и тело.

— Вот то, откуда я пришел, — заключил он.

Резко вынул пачку сигарет из кармана брюк и щелкнул дешевой зажигалкой; пепел он стряхивал в целлофановую обертку. Лили подалась вперед, сжав его руки. Его смурной вид вызвал у нее лишь печаль и сочувствие.

— Думаешь, ты сможешь все изменить и вернуть утраченное? Думаешь, располагая деньгами и занимая определенное положение в обществе, ты сможешь перечеркнуть все, что они натворили?

— Да.

— Так ты можешь потерять цель в жизни. Потерять себя…

Он неожиданно вздрогнул.

— Как раз наоборот, — произнес он со все возрастающей тревогой. — Я знаю, кто я и что должен делать.

— Для них, — сказала она твердым голосом. — Но чего ты хочешь для себя?

Она нарушила его спокойствие, в голове все смешалось.

— Это. Я сохраню все это. — Пожалуй, он поступает опрометчиво, облекая свои полуосознанные желания в слова, но он уже не мог остановиться. — И тебя. И поместье у Голубой Ивы. Все это мое.

Это признание вырвалось с трудом, но шло из глубины души. В этот волнующий момент он открыл много нового не только для нее, но и для самого себя.

— Сентиментальные воспоминания, — быстро объяснил он. — Дружба. Убежище.

Она, с благоговением шепча его имя, приблизилась и поцеловала его в губы. Нежное горячее прикосновение вмиг сделало его беззащитным. Она могла бы взять его жизнь, и было так просто позволить ей это.

Артемас, закрыв глаза, поцеловал ее в ответ. Его единственным желанием было сделать этот поцелуй вечным и умереть вот так, слившись с ней от полноты чувств. Еще немного, и он забудет обо всем, за исключением обязательств перед ней. Нет, ни в коем случае!

Артемас, прервав поцелуй, отстранился, она, закрыв глаза, подалась вперед, пытаясь продлить миг блаженства. Он горько застонал и сжал ее руки; в распахнутых диких глазах Лили мелькнула тень стыда и сожаления.

— Я лучше пойду, — тяжело дыша, проговорила девушка.

Она быстро подошла к куче одеял и подушек, лежащих на кресле у входной двери. Артемас последовал за ней, но она без особой уверенности взглядом остановила его.

— Не бойся, я не стану желать этого снова. И не надо прикрываться той, что живет у тебя, измена не делала бы тебе чести. Я не столь глупа, чтобы надеяться, что, затащив тебя в постель, можно все изменить.

Он до боли стиснул зубы.

— Да. — Он наконец овладел собой. — Ты прекрасно справилась с ситуацией.

От такой бескомпромиссности она вдруг побледнела и чуть ли не бегом бросилась к амбару. При свете полной луны строение словно парило в серебристой дымке. Зацепив крюком постельные принадлежности, она ловко юркнула в темноту зияющей двери.