Проклятая война - Людмила Сурская Страница 41

Нина отводя тревожный взгляд, поправила прядки на моей растрёпанной голове и глубоко вздохнула:

— Горе луковое. Во — первых, — говорю, как со стеной. Я ей про мужика, она мне про любовь. Уверяю тебя, мужик — даже обшарпанным веником в семье и то нужен. Пригодиться хотя бы ноги вытереть. Во-вторых, ничего пока неизвестно. А в — третьих, все думали, что ты в курсе, сорока уж давно на хвосте эту историю принесла, ещё до анекдота с Седовой… Слухи, как снежный ком с горы, катались по Москве. С каждым разом набирая обороты и разрастаясь они превращались в лавину… А ты так крепко держишься и молчишь. Я подумала — молодец! Кто ж знал, что ты не в курсе.

— Бог, мой, — забилась я об стену, вспомнив его заверения в любви, горячие ночи и нежные письма. Верила его честным, всегда застенчивым глазам, не сомневалась в его порядочности, а всё ложь, ложь, ложь… Боль бурлила, вырываясь наружу стонами. Приехал обслюнявленный её губами и умчал, торопясь попасть в объятия этой молодой и шустрой особы. А говорил на фронт…, да ему просто было скучно со мной и Адой. Как же, там молоденький "воробушек" ждёт… — Слёзы душили. Злость, мешаясь с обидой, взрывая душу, затеняли разум. Но какая-то точка вдруг пробиваясь в сознание сказала: "Стоп! Так не пойдёт. В чём угодно его можно обвинить только не в том, что уехал он от нас из-за неё. Рутковский рвался на фронт и только туда. Здесь он чист, как стёклышко". Стало легче. Я могла рассуждать. К тому же, я догадывалась, что у него наверняка были связи с женщинами. Такое страшное напряжение он должен был куда-то сбросить и Костя, похоже, хотел сказать об этом, сама же не дала, чтоб не портить праздник встречи. Но не думала же, что появилась соперница, да ещё такая молоденькая, поэтому и отнеслась к этому не серьёзно… А вдруг он хотел сказать о разрыве, а мы с Адусей сунулись со своей любовью… Да нет же, я ждала, давая ему возможность определиться, он сам… Господи, я запуталась. Ничего не понимаю.

— Всё, не надо так, — оттянув меня от стены и сунув кружку в руки, крепко прижала дрожащее тело к себе Нина. — Попей водички. В сутках 24 часа. Подумаешь, попользуется в месяц один час бабой, а то и того меньше, ерунда какая. Сама подумай, какой из него после такого ранения скакун. Раз в месяц, а то и квартал. Кончится война, он поймёт, что за пределами постельных утех никаких отношений нет. А, возможно, он и заранее обговорил с ней этот вопрос. Юлия, без "сладкого" мужик понятно не воин, но ведь есть ещё и душа, которая живёт по своему хотению. Это "хотение" и есть его жизнь и в ней вы с Адусей. К тому же мужики для своего удобства привыкают: иметь на кухне толковую повариху, у корыта молчаливую прачку, на диване верного друга, а в постели искусную любовницу. А ты, я думаю, во всём была мировая баба, так чего же он будет всё это менять. Мне кажется, он воспринимает ту резвую птичку именно как постельный объект и готов при случае этот объект сменить.

"Какой ещё объект?" Зубы мои стучали о край. Я с большим трудом сделала несколько глотков и постаралась сосредоточиться.

— Но тогда откуда всем тем разговорам взяться?

Нина звучно прищёлкнула о небо языком.

— Тут похоже их мнения друг на друга рознятся. Он планирует её в одном качестве, а она себя видит в другом. Весь фокус в том, что он не догадывается об этом. Похоже, Юлия, у тебя появилась действительно серьёзная соперница. Нет, не так. Правильнее сказать- желающая занять твоё место.

Я беспомощно застонала.

— Что ж мне делать?

Нина погладила по моей исстрадавшейся голове.

— Баба, если любит мужика, завсегда умом должна руководствоваться. Эмоции любви не помощники. Каждый разрез срастается, дырка же благополучно штопается. Жизнь так устроена, всегда даёт ещё шанс. Охота и ум есть — воспользуешься. Главное, чтоб никто не впутался не в своё дело, иначе всё вверх дном поднимут. Меня мама покойница научила. Она любила говаривать: "Баба что мешок: что в него положишь, то и несёт". Жили они с отцом душа в душу, и случилась такая оказия. Послали его на курсы. Все вернулись, а он нет. Пока узнала, что да почём, время прошло. Оказывается, положила на него глаз какая-то молодая партийная особа, и он остался с ней. Мама оставляет нас с братом и едет туда, забирать его. Если б плохо жили, то б помахала ему ручкой и привет, хоть и трудное время было, а гордая она была женщина. А в том случае сказала: ни за что. Поборюсь. Так и спали, он с любовницей на кровати, а она рядышком на диване. Не выдержал, плюнул и вернулся с мамой. Потом часто вместе, рассказывая нам, смеялись над этим амурным приключением. Нет уже отца, сгинул в лагерях, расстреляли брата, остановилось сердце от горя у мамы. А я запомнила ту не хитрую бабью мудрость на всю жизнь… Любишь мужика, уверена в его любви, борись не отдавай первой встречной и её сиюминутному или корыстному чувству. Тем более у тебя есть для кого — Адуся. Будут внуки, правнуки и они все обязаны быть Рутковскими и он принадлежать должен им целиком и полностью, а не на бумаге и фотографиях. Опять же красавец писаный, картинка, а не мужик. К тому же прожили столько душа в душу, дочь любит, тебя. Приплюсуй к этому, полководец талантливый от бога, их таких по пальцам пересчитать можно. Сколько ему?

— Сорок пять

— Ох, радость моя, значит, кризис среднего возраста, самый кобелиный период. По нам, то медициной давно этот период очерчен должен быть и пилюлю наготове. Не удивительно с чего на девочку попался. Виски снежок посеребрил, а хочется ещё перед собой орлом летать. А "воробушки" нынче шустрые, раздолье им там. Мужиков высокого полёта рядом на любой вкус, только талант проявляй, да не зевай. Где б она в мирной жизни таким соколом разжилась. За студентишку замуж выскочила и радости полна запазуха была б. А те козлы в годах обрадовались, что малолеток могут по случаю войны в постель уложить. Опять же двадцать пять, где там бабам в возрасте взяться, когда молодёжь необстрелянную призывают.

— Не гулял он никогда, не было такого…

— Считай, что тебе повезло. Получается из всего коллектива, нам с тобой двоим так сказочно пофрантило. Ну я — то со своим, не считая лагерей, правда, и туда хотела поехать, да еле отговорил, неотлучно находилась, детей бог не дал. Но за будущее не уверена. Немного полегчает на фронте, поеду к нему. Встану опять рядом. Мужиками, героями себя почувствовали, свободы хлебнули, и понесло. Возраст у них сейчас такой переходной, тянет на подвиги, особенно с молоденькими. Ты ж его, как облупленного знаешь, а та смотрит, точно на икону, готовая на всё. Приплюсуй к этому войну, нервы, их и заносит. Вот я тебе что скажу, подруга, у мужиков не голова, а чёрный ящик. Попробуй их ещё пойми.

— Я человеческой правды хочу. Неужели ему трудно было сказать её!

— Человеческой?! Она мужская и женская. Тебе какую?

— М-м… Я бы вообще не уехала от него, да Ада… Нина, обида согнула в бараний рог меня. Боль затуманила разум. Я ему верила больше чем себе.

— А вот это зря. Мужику никогда верить нельзя. Прикидываться надо, а верить ни под каким соусом. Он устроен так, что лжи просто не замечает. Живёт, как ему удобно. Ты барышня без ума. Разве так-то можно. Это тебя просто проносило мимо беды или он действительно у тебя страшно хорош. Прибавь к этому, мужчина, каким бы благородным он не был, в конце концов, всё равно наглеет. Хотя в его пользование соплячки этой я ничего страшного не вижу, одно хуже некуда: на весь белый свет растрезвонила.