Передружба. Недоотношения - Алекс Хилл Страница 41

– Он мне не нравится.

– Ты его даже не знаешь.

Наш диалог похож на игру в теннис. Только без криков.

– Так познакомь. Приведи его домой, и я с ним поговорю.

– Ты серьезно? – Хлопаю дверцей холодильника, сжимая в руке палку колбасы. – Мы с ним только начали общаться. Может быть, я сама разберусь?

– Тогда я должен поговорить с Богданом. Он обещал присматривать за тобой.

Боги! Кто-нибудь спасите меня от этого унижения. Присматривать и контролировать каждый мой шаг – разные вещи. Им так не кажется?

– Почему ты не можешь поверить в меня? Я что, по-твоему, не способна отличить хорошего человека от плохого? Я когда-нибудь делала глупости, которые совершают семьдесят процентов подростков? Доставляла вам с мамой проблемы? Позорила?

Папа напряженно вздыхает и забирает у меня колбасу. Подходит к кухонному островку и делает два больших бутерброда, пока я молча наливаю чай. Садимся за стол и смотрим друг другу в глаза.

– Я волнуюсь за тебя, дочь. И не хочу, чтобы тебя кто-то обидел.

– Я сама кого хочешь обижу.

– Ты у меня умница. Я это знаю. Но мальчики умеют пудрить мозги. Сам был таким.

– И многим ты запудрил мозги?

– Только одной не смог, – с улыбкой отвечает он. – Твоя мама была той еще штучкой. Самая красивая первокурсница в нашем университете.

– Ну-ка, ну-ка… – усмехаюсь я. – Поподробнее, пожалуйста.

– Ох-х-х… Сколько я ее добивался. И не я один. У нее была целая толпа поклонников, но она никому не отвечала взаимностью. Крутила носом и закатывала глаза, слушая комплименты.

– И как же ты ее покорил?

Слышится звук открывающейся входной двери и шорох пакетов.

– Леша! Ты мне нужен!

– Вот так и покорил, Лисенок. Я был рядом, когда она нуждалась во мне. – Отец встает из-за стола. – Леля! Ты что, сама тащила пакеты наверх?!

Остаток вечера посвящаю учебе. Тест по алгебре, сочинение по русскому, разбор текста по английскому. В начале одиннадцатого решаю прилечь ненадолго и незаметно отключаюсь, но в сон внезапно врывается мелодия из фильма «Оно». Отвечаю на звонок и бормочу сонно:

– Что тебе надо, Кот? Я уже сплю.

– Ты дома?

– Нет, блин! В клубешнике. Задремала тут в туалете.

– Я серьезно.

– Дома, конечно. Который час?

– Двенадцать. Я за дверью. Сможешь выйти на пять минут?

Мозг потихоньку включается, улавливаю в голосе Богдана тревожные и взволнованные нотки, приправленные нетерпимостью.

– Что случилось?

– Нужно поговорить.

– Ладно. Сейчас выйду.

Тихо крадусь к спальне родителей и прислушиваюсь. Вроде спят. Так же на цыпочках пробираюсь к двери и медленно поворачиваю защелку. Богдан стоит, опираясь о противоположную стену, руки в карманах, голова опущена. Он поднимает подбородок и его взгляд ударяет по лицу.

– Долго ты собиралась скрывать?

Закрываю за собой дверь и прижимаюсь к ней спиной, складывая руки на груди:

– Кирилл хотел сам тебе все рассказать.

– А ты не хотела?

– Что за предъявы, Кот? Ты ведь все теперь знаешь. В чем проблема?

– Проблема в том, что узнал я не от тебя.

– Детский сад, – вздыхаю я. – Я хотела сказать, но Кир попросил…

– А ты теперь его во всем слушаешь? – рычит Богдан.

– Я думала, это будет правильно. Он твой друг.

Он хотел сам с тобой поговорить.

– О-о-о… Он поговорил.

– И что теперь? Будешь обижаться? Ты же мечтал, чтобы я нашла контакт с твоими друзьями. Вот! Я нашла!

– Но не мутить с ними, Лисенок. Кирилл тебе не подходит.

– Я вроде бы не теряла мозги. Они на месте. И я могу думать и принимать решения самостоятельно, если ты не знал.

– Я знаю. Знаю, что ты всегда принимаешь решения сама и никогда не думаешь о последствиях.

– Что-о-о? Это я не думаю о последствиях? Да ты… Ты…

Кот делает несколько быстрых шагов вперед и останавливается рядом, вжимая меня в дверь. Его глаза похожи на расплавленный металл, губы сжаты в тонкую полоску, а грудная клетка упирается в мои руки, которые служат слабым щитом.

– Он тебе нравится?

Столько злости, столько обиды… И я уже не могу разделить эти чувства на свои и его. Кажется, они перемешиваются в воздухе и льются нам на головы. Вспоминаю, как смотрела на Кота и Окси, когда они были вместе. Мне было больно, а никто из них этого даже не замечал. Я пыталась заставить себя забыть, пыталась отпустить и больше не возвращаться к излому, но… он был.

– Да, – отвечаю смело, но быстро теряю настрой. – Нет… Я не знаю… Может быть. Мы всего пару дней общаемся.

– Бо, не надо… Он… – уже спокойнее произносит Кот и ударяет лбом о мою макушку.

– Ты сейчас будешь мне рассказывать, какой твой друг плохой? Это подло.

– Ты для меня важнее. Мне пофиг, как это выглядит. Я очень хорошо его знаю. И знаю, как он относится к… девушкам. Ты такого не заслуживаешь.

– То есть ты не веришь, что я могла бы по-настоящему его заинтересовать? Не веришь, что я куда умнее, чем все ваши куклы, вместе взятые?

– Ты перекручиваешь.

– Это ты перекручиваешь. Еще ничего не произошло. Мы всего лишь переписываемся. Хватит, Кот. Ты мой друг, но мне достаточно опеки и контроля от родителей.

– Ладно, – тяжело вдыхает Богдан и обхватывает руками мою голову, закрывая ладонями уши. – Лисенок… – тихо произносит он.

Не могу разобрать следующих слов, потому что сердце нашло где-то ударную установку и фигачит по барабанам, раскрывая старые раны. Богдан целует меня в нос, крепко зажмуриваюсь.

– Пожалуйста, держи меня в курсе. Бо, я очень тебя прошу… Я тебе ничего не запрещаю, но знай, что я против.

Кот отстраняется, смотрим друг другу в глаза. Не знаю, что на меня находит, но внутренняя мазохистка рада тому, что произошло. Рада этим эмоциям. Он здесь. Он злится. Он волнуется за меня. Он… Ревнует? И я, чтобы получить еще дозу, говорю глупость:

– Он мне реально нравится, Кот.

Богдан едва заметно дергает подбородком и цедит сквозь зубы:

– Это ненадолго.

– Ты хоть раз можешь порадоваться за меня?

– Я порадуюсь, когда для этого будет повод.

– Какой же ты… – качаю головой, – эгоист. Я всегда была рядом с тобой. Всегда… В любой ситуации.

Даже когда считала, что ты не прав. А ты… Ты только и можешь что… Знаешь что? Уходи. Уже поздно. Я хочу спать.