Верхние Саванны - Жюльетта Бенцони Страница 41

При появлении жены Турнемин быстро взглянул на нее, потом громко повторил вопрос, который, вероятно, уже задавал:

— Итак, кто может мне сказать, как эта женщина оказалась на борту?

Матросы переглядывались, качали головами, хмурились, но никто не проронил ни слова.

— Мне трудно поверить, — продолжал Турнемин, — что никто ей не помогал. Или судно плохо охранялось на стоянке в Нью-Йорке? Если виновный не сознается, мне придется наказать любого из вас наугад.

Казалось, тишина будет длиться бесконечно.

Пьер Менар наклонился к Жилю и, прокашлявшись, тихо сказал:

— Извините, господин Турнемин, но, должно быть, она проникла на корабль, пока мы были на берегу. Сигнальные огни светят слабо, почти ничего не видно. Худенькая молодая женщина, да еще в темном платье, могла проскользнуть незаметно.

Жиль взглянул на него зло и подозрительно.

— Господин Менар, а вы уверены, что не принимали участия в этой затее? Уж очень вы правдоподобно описываете, как все произошло.

Лицо юноши вспыхнуло от крайнего негодования.

— Господин Турнемин! — возмутился он. — Как вы могли позволить себе предположить, что я заинтересуюсь какой-то горничной и тайно проведу ее на судно, где имею честь служить старшим помощником? Это ниже моего достоинства.

Жиль, пожав плечами, отвернулся от него. Он знал, что этот молодой глупец помешан на своем благородном происхождении и готов из кожи лезть, лишь бы его называли господином Менаром де Сен-Симфориеном. Это крайне раздражало капитана Малавуана. Он при каждом удобном случае коверкал его имя, называя то господин Менар де Сен-Как-Вас-Там, то господин Панар де Сен-Как-Бишь-Его.

Это было не самое страшное, и с амбициями Менара Жиль вполне мог смириться. Больше его выводило из себя, как томно старший помощник таращился на Мадалену, ту самую Мадалену, чей прекрасный взор теперь едва задерживался на Жиле. Она явно избегала его и едва отвечала на приветствия.

К тому же Мадалена охотно болтала с Менаром на палубе, поэтому недовольный Турнемин не прочь был воспользоваться подходящим предлогом — появлением Фаншон — чтобы вышвырнуть юношу с корабля. Однако веских оснований для этого было недостаточно, и Жиль успокаивал себя тем, что после прибытия в Санто-Доминго Мадалена никогда уже не попадет на «Кречет», а корабль будет постоянно в плавании, выполняя хозяйственные рейсы.

Все по-прежнему молчали. Жюдит подошла к мужу.

— Я хотела бы поговорить с вами о бедняжке Фаншон, — сказала она. — Не думаю, чтобы эти люди могли что-нибудь прояснить. Они знают не больше нас с вами.

— Как вам будет угодно. Капитан, дайте экипажу команду разойтись. Будем считать, что ничего особенного не произошло, вполне вероятно, что девушка действовала в одиночку. Слушаю вас, сударыня, — добавил он и предложил ей руку, приглашая пройтись.

Они подошли к перилам и остановились около кормовых огней. Отсюда им хорошо было видно все, что делается на судне. Резкий порыв ветра взметнул полы пестрого платья Жюдит; справившись с платьем, она завязала покрепче белый кисейный шарф.

— Может, лучше вернуться? — спросил Жиль. — Здесь сильный ветер.

— Вы забыли, что мы с вами родом из Бретани, — улыбнулась Жюдит. — Мне нравится ветер, а в тропиках особенно. С ним легче переносить эту липкую жару… — И продолжала уже другим тоном:

— Жиль, что вы собираетесь делать с Фаншон?

— А что я должен с ней делать? В Кап-Франсе поместим ее в больницу, где ее будет лечить уже врач, а не наш капитан Малавуан, а как только выздоровеет, посадим ее на корабль, идущий во Францию. Слава Богу, кораблей во Францию хватает: ведь торговля между Санто-Доминго, богатейшей колонией королевства, и метрополией процветает.

— Она столько вынесла, чтобы остаться, а вы хотите отправить ее назад? Не слишком ли суровое наказание за пустячное прегрешение? Не знаю, где вы найдете слуг, которые бы не подглядывали за господами и не перемывали бы им косточки, — усмехнулась она. — Впрочем, мы по-разному смотрим на вещи: лично я бы наказала доносчика. Нужно вовсе лишиться представления о приличиях, чтобы явиться к хозяину и передать ему кухонные сплетни.

То, что Жюдит приравняла Мадалену к обычной прислуге, возмутило Жиля; он уже открыл рот, чтобы ответить что-нибудь резкое, но вовремя сдержался. Жюдит не знала, кто ему все рассказал, и было бы глупо и даже опасно открывать ей имя девушки. Жиль также осознавал, что если бы не его любовь к Мадалене, он никогда бы не выгнал Фаншон из-за такого пустяка; по большому счету Жюдит была права.

— Ну, хорошо, — вздохнул он, — что я, по-вашему, должен делать?

— Прошу вас, оставьте ее при мне. Тогда в Нью-Йорке я не стала противиться вашему решению, но и не скрывала, что оно мне неприятно:

Фаншон меня очень устраивала. Знаю, что она вам не нравится, даже вызывает неприязнь…

— Черт возьми, какую неприязнь? Я же сам взял ее с собой, когда мы покидали Францию.

Жюдит передернула плечами и отвернулась, но так, чтобы Жиль мог любоваться ее тонким изящным профилем — он великолепно смотрелся на фоне голубого неба. Тут Турнемин заметил, что губы жены слегка дрожат.

— Я вас понимаю. Бедняжка лишний раз напоминает вам то место, откуда я взяла ее в услужение, и тех, кто там жил. Умоляю вас, поверьте, не общие воспоминания привязывают меня к Фаншон. Просто она всегда весела, отважна и умела, хорошо знает мои вкусы, мои причуды, если угодно, за это я ее и люблю. И потом…

— Что потом?

Жюдит резко повернулась, ее прекрасные темные глаза обратились на мужа.

— На этом пути к неизведанному Фаншон — все, что осталось у меня от Франции, от Парижа.

Боюсь, роль первооткрывателя мне не совсем по душе: все время хочется поговорить с кем-то о родных местах.

Что-то заставило сильнее забиться холодное сердце Жиля. Господи! Как же она хороша: блестящие от подступивших слез глаза, трепетные губы, нежная загорелая кожа, впитавшая тепло солнца и морские блики. На мгновение он вновь увидел маленькую речную нимфу из Бретани и подумал: как глупо устроена жизнь! Как сильно он ее любил, это было совсем недавно! Как случилось, что теперь между ними столько преград?

Призрак мнимого доктора Керноа, мучительная мысль о Мадалене и дорогие сердцу воспоминания об ушедшей Розенне: они жгли сильнее, чем раздумья о живых. Сейчас, после стольких испытаний, они с Жюдит могли бы быть вместе, но Жиль не испытывал к этому очаровательному созданию ничего, кроме затаенного недоверия… и влечения, которое умрет только вместе с ним.

При других обстоятельствах их плавание к берегам Вест-Индии с ее знойными пейзажами могло бы стать великолепным свадебным путешествием: они растворились бы в безбрежной нежности и языческой страсти. Ну почему мечты сбываются так поздно?