Неисправимый повеса - Сюзанна Энок Страница 41

— Стараешься придумать новую пытку для меня? — спросил он, опускаясь на стул и вздыхая с таким облегчением, которое просто невозможно было принять за притворство.

— Вам нужно побриться, — сказала Эви и почувствовала, как у нее запылали щеки.

— Ну что ж, все, что имеется в моем распоряжении, — это цепочка для часов. Но она не очень острая.

— Я посмотрю, что тут можно сделать. — Эвелина села на небольшую скамейку. — Думаю, пришло время объяснить вам мою позицию.

Он откинулся назад, закрыв глаза.

— Я думал, ты уже сделала это. Я здесь потому, что оказался преградой между тобой и твоей единственной возможностью что-то изменить в этом мире.

I — Роза попала сюда в двухлетнем возрасте, вы знаете, а Мэтью и Молли — когда им было по три с половиной. Это их дом.

— Они могут точно так же обрести дом в другом приюте. Таком, где я не вхожу в совет попечителей. Ты сможешь даже добровольно работать там и спасать мир с Кингс-Кросс-роуд. Или откуда-нибудь еще.

г — Дело совсем не в этом. Они обрели здесь братьев и сестер, а вы хотите разлучить их, потому что забота о приюте вас не устраивает.

Зеленые глаза раскрылись и пристально уставились на нее.

— «Не устраивает» — даже близко не подходит к этому, Эвелина. Моя мать и ее маленькие беспризорники. Это было смехотворно! Она не сомневалась, что они наградят ее какой-нибудь ужасной болезнью. Ее способ показать свою храбрость и убежденность состоял в том, чтобы раз в месяц выстроить их в шеренгу для проверки.

— Вы говорили мне это.

Он кивнул.

— А потом, когда она подхватила корь, то обвинила во всем это отродье. И тем не менее по ее завещанию присматривать за сиротским приютом «Заря надежды» должен был я. У нее не было времени изменить его. — Сент разразился коротким безрадостным смехом. — Любимчики в конце концов убили ее, и вот теперь она навязала их мне.

Неприязнь Сент-Обина к приюту была гораздо более глубокой, чем она себе представляла. Эвелина довольно долго смотрела на него.

— Они не отродье и нелюбимчики, Сент. Они просто дети, и о них некому позаботиться.

Сент, звякнув цепью, скрестил ноги и снова закрыл глаза.

— У них есть ты, Эвелина. Только ты слишком стыдишься рассказать кому-нибудь еще, что ты здесь делаешь, разве не так?

— Я не стыжусь. Просто это… не соответствует представлениям моего брата о моих обязанностях, и поэтому мне пришлось держать все это в секрете. Вот и все.

— Ты когда-нибудь спрашивала себя, что, к дьяволу, хорошего в том, чтобы учить их танцевать или писать, Эвелина? — продолжал он. — Как только им исполнится восемнадцать, они покинут приют, и я пока не вижу никакой практической пользы от твоего обучения. Разве что они станут танцевать в каком-нибудь публичном доме и ждать, что им швырнут пенни в уплату за возможность задрать им юбки.

Эвелина стиснула руки, стараясь не дать ему заметить, как сильно ее расстроили его слова.

— Танцы и чтение — это только средства для достижения определенной цели, милорд, — твердо сказала она. — Я здесь, чтобы дать им немного доброты, чтобы показать им, что мир населен не только такими бессердечными, самовлюбленными и высокомерными людьми, как вы.

— Это только смелые слова, пока я прикован цепью к стене, дорогая, — проговорил он, сверкая глазами из-под полуопущенных ресниц. — Может быть, ты и ко мне проявишь хоть чуточку доброты и принесешь мне что-нибудь поесть?

— Дети что-нибудь принесут вам, когда придут днем на урок по изучению гласных звуков.

Эви встала, отряхивая юбку.

— А в самом деле, есть ли у вас вообще сердце? — спросила она.

— Если и есть, то вряд ли тебе следовало спрашивать об этом здесь. — Он выпрямился. — А если я научу их еще и согласным, смогу я получить карандаш и бумагу?

— Да. Конечно. Я зайду к вам, прежде чем уехать.

Эви вышла, оставив маркиза сидеть на стуле. Она понимала, что убедить его сохранить приют — задача не из легких. Заточение его в подвале еще больше осложнило ситуацию. Но по крайней мере на ее стороне все еще было одно преимущество — время. Время и терпение. И она очень надеялась, что еще и удача.

Когда Эвелина в конце дня вернулась в камеру маркиза, он уже не был так расположен к общению, как раньше. Она не могла винить его. Если бы ее на всю ночь заперли одну в темном подвале, она скорее впала бы в истерику, чем в ярость. Поэтому она принесла ему свечу и кресало, чтобы ему не пришлось снова испытать такое. Более того, ей было больно оставлять его и идти домой, когда он не мог сделать того же. Он сам виноват в этом, твердила она себе, возвратившись в особняк Раддиков и переодеваясь к обеду.

— Эви, ты совершенно меня не слушаешь.

Виктор с таким раздражением поставил бокал с мадерой, что алая жидкость выплеснулась через край. Мгновенно подскочил лакей, вытер стол и долил бокал.

— Я тебе говорила, что у меня немного болит голова, — ответила Эвелина.

Она едва притронулась к обеду, а ей нужны были силы для следующего раунда словесного поединка с Сент-Обином. С легкой гримасой она вернулась к жареному фазану.

— Пусть так, я буду очень признателен, если ты попробуешь сосредоточиться. Лорд Гладстон пригласил нас с тобой на завтрашний обед. Я принял приглашение от твоего имени.

Она подавилась куском птицы.

— Ты…

— Очевидно, леди Гладстон упоминала ему обо мне и она считает тебя обаятельной. Пожалуйста, не разочаруй ее. Плимптон без зазрения совести их обхаживает, так что, возможно, это наш последний шанс.

— Ты не хочешь, чтобы вместо меня пошла мама? Она намного лучше владеет искусством изысканной беседы. И…

— Нет. Я хочу, чтобы со мной пошла ты. Ты знакома с леди Гладстон. — Он откусил кусок и принялся жевать. — Слава Богу, что я послал тебя познакомиться с ней. Ты произвела впечатление, между прочим. Спасибо тебе.

— Знаете, — вмешалась мать с дальнего конца стола, — ходят слухи, что леди Гладстон и этот ужасный Сент-Обин — любовники.

— Это еще один аспект, — подхватил Виктор. — Не упоминай об этом повесе в доме Гладстона. Его может хватить удар, и где мы тогда окажемся?

— Но ты не возражаешь, чтобы я подружилась с леди Гладстон?

Виктор хмуро посмотрел на нее.

— Именно ей мы обязаны этим приглашением.

— Даже если ходят слухи, что она завела любовника за спиной своего мужа? Я думала, ты выступаешь за нравственность.

— Люди любят говорить, что выступают за нравственность. И я бы не хотел, чтобы ты говорила что-то другое. Сент-Обин вздыхает также и по тебе, как я припоминаю. Или это ты бегаешь за ним, чтобы досадить мне?

— Ни то ни другое, — твердо ответила Эвелина.