Плач Минотавра - Хавьер Аспетья Страница 40

Той ночью Эгей устроил нам, как он надеялся, прощальный пир. Изображая сострадание, он торопил Миноса с выбором девушек, которых отдадут на съедение Минотавру. До, во время и после ужина всем было предложено море ахейского грубого пива, и критские солдаты во главе с Миносом предались безудержной пьянке. Дети одиннадцати-двенадцати лет из благородных афинских семей были отданы гостям для любовных утех. С растущим беспокойством я следил за тем, как выпивка косила ряды критской царской гвардии.

Поскольку я, с точки зрения афинян, был слишком молод, чтобы насладиться обществом несчастных детей, ко мне приставили одного их этих афинских шарлатанов, что зовут себя философами и занимаются тем, что произносят бесконечные речи на агоре, завлекая своей болтовней случайных прохожих. Они всегда поражали меня чудовищным словесным недержанием и умением рассуждать о самых тривиальных вещах часами, не говоря ничего конкретного. Как звали того философа, я позабыл.

— Чем отличается человек от животного? Вот в чем вопрос, — говорил он мне, наслаждаясь переливами своего голоса. — Есть три основополагающих отличия человека от животного, вот они: умение ценить девственность самок, осознание того, что Зевс направляет нас, и владение огнем. Более того: все эти три отличия суть одно.

Он многозначительно улыбнулся и протянул паузу. Я понял, что оратор сам загнал себя в тупик и не знает, как оттуда выбраться.

— Я дело говорю, Полиид. Подумай о моих словах и поймешь, что я прав.

Затем он залпом осушил свою чашу, побуждая меня последовать его примеру. Виночерпий тут же наполнил чаши заново. Задача болтуна состояла в том, чтобы напоить меня, но это не мешало ему наслаждаться моей растерянностью, хотя на самом деле только вежливость мешала мне растоптать в прах все досужие домыслы этого выскочки, раздавить его и смешать с грязью.

— Все эти три отличия суть одно, и ты сам поймешь это, если прислушаешься к тому, что я сейчас тебе скажу. Ты ведь знаешь, что все вещи в какой-то степени состоят из трех первичных субстанций: воды, земли и огня. Таким образом, мы можем утверждать, что те вещи, в которых преобладает вода, — суть вода, в которых больше огня — огонь, а в которых земли — земля, не так ли? Ты со мной согласен?

— Что ж, с этим мало кто может поспорить, — отвечал я, стараясь тем временем расплескать как можно больше пива: этой ночью я хотел быть абсолютно трезвым.

— Ну а если ты согласен с этим, то согласен и со всем остальным. Ведь очевидно, что в страстных девушках преобладает огонь, что Зевс, хозяин и повелитель молний небесных, тоже полон огня и что огонь, недоступный животным, но слушающийся человека, тоже состоит не из воды, не из земли, но из огня (насчет последнего я был с ним абсолютно согласен: утверждать, что огонь состоит не из огня, было бы просто свинством); ну а если во всех этих вещах основная составляющая — огонь, значит, только огонь отличает человека от животных. Со мной непросто поспорить, не правда ли? — при этом он тяжело дышал, становился все пьянее, словно ребенок радуясь тому, сколько чепухи он выдал на-гора. — Ну, мой дорогой друг, что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что любой гусак, если бы мог говорить, сказал бы в точности то же, что и ты, ведь все твои утверждения бесспорны, следовательно, мы ничем не отличаемся от животных, хотя следует помнить, что я говорю чисто гипотетически.

Он нахмурил лоб, словно размышляя над моими словами.

— Вопрос не из легких, — выдал он наконец, поднял свою чашу, подождал, пока я последую его примеру, и опустошил свой сосуд.

Когда философ был уже совсем пьян, он предложил мне соединить наш огонь на моем ложе. Я поднялся и последовал за ним, изображая сильное опьянение. Мы вошли в мои покои, и пьяный тут же рухнул на пол, но я поднял его, уложил на кровать, укрыл шкурами и поспешно удалился. Позже я узнал, что беднягу зарезали во сне. Официальная версия гласила, что во дворец пробрались разбойники, но я прекрасно понимал, что солдаты Эгея приняли несчастного за меня. Что же до меня, то, выйдя из своей комнаты, я отправился в единственное место, где меня никто не стал бы искать, — на женскую половину, где укрывался царевич. Обойти стражу было очень легко, тем паче что на пиру и они хватили лишнего. Я тайком пробрался внутрь, молясь о том, чтобы случайно не угодить в руки моего нежданного палача. Засыпал я под неумелые, но полные страсти ласки греческих прелестниц.