Светка - астральное тело - Галина Шергова Страница 40

– Бублики, бублики не забыть, – забеспокоилась Люська-Цыганка, – без бубликов не будет ритуалу. – Она и гитару положила на могилку.

– Ой, мамочка! – вдруг заголосила Фенька. Люська-Цыганка крепче сжала ее плечо под шалью, а Светка обняла с другой стороны, почувствовав, что и ее кто-то обнял, кажется, старший сын Пахомов. Потом и ему на плечо кто-то положил руку, и тому тоже. И вот – они все, вздорное население «коридорки», охрипшее от кухонных скандалов, стояли плотным теплым частоколом вокруг могилы, обнявшись, прижавшись телами, будто огородили от постороннего мира их общее горе.

И это единение, всегда охватывающее Светкину «коридорку» в дни бед и радостей, отпустило под сердцем боль.

Моя собственная боль утихла, отпустила. Едва забрело в мою память одно из Светкиных видений. И я вовсе не удивился, что все его персонажи вдруг облачились в красные бейсболки козырками к затылкам, захлопотав во владениях Ашота Аракеляна. А сама Светка сказала своим заботящемся о людских скорбях голосом:

– Здравствуйте, Алексей Алексеевич! Господи, горе-то какое – Елизавета Петровна…

Вынырнув из привидевшегося, я понял: и, правда, над погребеньем Ашота Аракеляна мудруют какие-то работяги в красных бейсболках, надо полагать, считающие, что совершенству нет предела, а рядом со мной стоит живая Светка Днепрова, описанная в упомянутой выше повести, как массажистка Светка Дунаева. Потолстевшая, чуть постаревшая, но Светка, Светка. Хоть к удивлению моему (а может в отступлении от прочного образа) облачена была Светка не во всесезонную свою «демишку», а во вполне бутиковый плащ.

– Светик! Ты? А что тебя-то в эти горькие места завело?

– Да вот хотела Елизавете Петровне цветочков положить. Вы уж извините, не спросилась у вас, – Светка быстро (так привычно!) покраснела, – а, вообще-то я к Андрею Ипполитовичу хожу. За могилкой-то ухаживать надо. А они как похоронили двадцать лет назад, так ни разу и не были.

– К какому Андрею Ипполитовичу, – не понял я.

– Забыли? – улыбнулась Светка, – вы же его в нашей книжке описали. Только Александром Илларионовичем назвали.

Она так и сказала в «нашей». Не в «вашей», – а в «нашей». Не претендуя, разумеется на соавторство, а просто считая себя и других героев не прототипами, а живыми персонажами, чьи деянья я скромно и достоверно запечатлел.

Да, да, разумеется – Александр Илларионович Ковригин, первый Светкин пациент. И «они». «Они» – сын и невестка, Ковригин их так и именовал: «они».

– Теперь и Петра Михайловича навещаю здесь. Раиса, помните, жена его, бросила бедного, обобрала всего как есть и бросила. Софочка, конечно, ходила бы, слов нет. Но второй год, лежит бедная. Микроинсульт с поражением двигательного аппарата.

– Петр Михайлович это – Федор Иванович Швачкин, что ли? Я уж и забыл его настоящее имя… А Софочку помню. У меня – Марго.

– Точно, точно, – закивала Светка.

– А разве Швачкин, или, как его, Шмячкин – умер?

– Вы не знали? Как раз через два дня, как с Елизаветой Петровной случилось. Все нормально было, пришла сестра из поликлиники, укол сделала, как всегда. А он заснул – и всё.

Не буду врать: этот лаконичный некролог Шмячкину-Швачкину горечи в душе моей не вызвал: сволочь был первостатейная. Потому и в подробности входить охоты не было. Тем более, что с Лилиной гибелью Швачкинская персона имела, хоть и не прямую, но связь.

– Я позвоню тебе. У тебя телефон есть? – спросил я Светку.

И, снова зардевшись, она достала визитку. На коей значилось: «Массажный салон Светланы Днепровой».

– Салон? – ахнул я. – У тебя салон?

– Салон, – еле слышно прошелестела она. – Марина… по вашему Ирина Бекетова мне подарила. Ой, какой она человек… Поискать. Нет таких добрых. Сказала: за все годы нашей дружбы. Ты мне молодость сохранила. Я – ни за что, ни за что. А она все равно купила. Рассказать кому – не поверят.

Что верно, то верно. Потрясающей широты женщина. Я знаю. Даже мировая слава ее не испортила. Нынче такое – редкость.

И я поехал к Куте.

Чебурашка-то седенькая стала. А так Чебурашка как Чебурашка – сидит в приемной шефа, как сидела и двадцать лет назад: «Минуточку, сейчас соединю» или «Занят. Народ у него». Но тогда, двадцать лет назад в нашей киноредакции телевидения в приемной толкалось тьма народа, орали, спорили, не слыша друг друга, объятые бурлением замыслов или битвами за аппаратную. Тогда Кутя к шефу и не совался. Не ассистентское это дело было самому к Главному шастать. Ассистентом режиссера был наш Кутя. Хоть и выдающимся. Помню, одну из моих программ верховное командование практически зарубило – столько замечаний понакидали. А программа уже стояла в сетке. Я чуть умом не подвинулся. А Кутя мне: «Да не переживайте, Алексей Алексеевич, всё переклеим, как надо». И переклеил. За какой-то час-два. И ни одного шва. И ни одной придирки. Как? Уму не постижимо. Гением ассистентских чудодейств был Кутя. С ним порой самый опытный режиссер тягаться не мог. Хотя в режиссеры его не переводили: не было у Кути высшего профессионального образования, диплома.

Любил я Кутю, рад был, что он со мной работал. А уж он-то, он-то… Всем твердил: «Я с самим Алексеем Алексеевичем, понимаешь, тружусь! Он, хоть и драматург, а экран лучше любого режиссера чует. Картинку, пластику»…

Я тогда, и, правда, среди кинодраматургов и телеавторов в первачах ходил. Впрочем, и прозаиком был вполне успешным. Пару-тройку бестселлеров склепал. Ясно, слов нет, «бестселлеры» – это по-нынешнему. То есть «лучше всего продающиеся». Ох, обветшала память народная! Неведением молодых сменилась. Сегодня рассказать – засмеют: чтобы купить интересную книжку надо было килограммы макулатуры на приемный пункт сдать, заветный талончик заполучить и с ним уже в магазин двигать за «бестселлером». Хотя тиражи были, как цифры на счету сегодняшнего преуспевающего бизнесмена.

Стартовую популярность какому-нибудь сочинению давали «толстые» журналы. Всесоюзно известные. И тут уж – фанфары или прижизненное захоронение автору. Но если повезет – «танцуют все». То есть: читают все. Во всех электричках, в метро, на госслужбе. И обсуждают во всех домах, как личных, так и казенных. Сочинение становилось властителем дум. И душ. И сердец. И жизни – как интимной, так и общественной.

Мне особенно повезло с повестью «Светка – астральное тело». Правда, успеху содействовал один фокус, похулиганил я. Некоторые прототипы персонажей повести были люди всем известные. И описал я их со всеми реальными подробностями.

Все читающие литературных героев распознали и судачили о них, как о живых прообразах.

Слов нет, многое я, конечно, попридумал. На то она и литература. И тем не менее. Смешные вещи стали происходить: живых народ взялся в разговорах величать их литературными поименованиями. А в моем сознании люди эти так и не расстались с их вымышленными кликухами.

Верно, верно… Ведь и тогда, когда Лиля получила заказ на написание книги о всемирно известной певице, мы между собой продолжали именовать героиню Ириной Бекетовой. Так, как возникла эта поразительная женщина на страницах моей давней повести. И когда Лиля отправилась за интервью к Петру Михайловичу Шмячкину, сказала: «Со Швачкиным твоим договорилась. Обещал рассказать, как начиналась Ирина Бекетова».