Мужские капризы - Сандра Браун Страница 40

Адам посмотрел на нее:

— Мне кажется, что ты тоже относишься к этой категории. Тебя я точно не могу контролировать.

Лила хихикнула:

— Вот поэтому я тебе и не нравлюсь.

— Ты мне нравишься. — Он говорил тихо и очень серьезно, чем моментально насторожил Лилу.

— Я тебе нравлюсь? С каких это пор?

— С того времени, как… Я не знаю.

— Зато я знаю. Я начала тебе нравиться в тот момент, когда сдернула с тебя плавки и оседлала тебя.

— Нет. То есть да, мне это понравилось.

Очень. — В глазах Адама загорелись огоньки вожделения. — Но я вдруг только что осознал, что еще ты мне очень близкий и дорогой человек.

— Почему?

— Может быть, потому, что ты терпеливо слушала, когда я рассказывал о несчастном случае.

Лила обвела пальцем его губы. — Я рада, что ты поделился этим со мной. Тебе было нужно рассказать кому-нибудь о том, что тебе пришлось пережить. Мне говорили, что ты отказался беседовать с психотерапевтом в больнице.

Адам пожал плечами:

— Я чувствовал себя идиотом.

— Ты слишком крутой, чтобы попросить о помощи, так? — Она спросила насмешливо, заставив Адама улыбнуться.

— Спасибо за то, что выслушала и не стала судить, Лила.

— Не за что.

Он протянул руку и накрутил на палец прядь ее волос:

— Мы обсуждали непростой вопрос, но мне кажется весьма сложным обсуждать философские вопросы, когда поперек моего живота улеглась необычайно сексуальная девчонка.

— А как теперь?

— Гм-м. — Он с откровенным любопытством и интересом посмотрел на нее.

— Но сейчас, когда я выложил тебе все свои секреты, нам пора поменяться местами. Расскажи мне, почему и как все это случилось.

С беззаботным видом Лила чмокнула его в мочку уха. Она сделала вид, что не поняла вопроса:

— Что почему и как?

— Почему ты до сих пор девственница…

— Как быстро ты обо всем забыл. Адам нахмурился:

— Почему ты до сих пор оставалась девственницей и как такое вообще возможно?

— Чисто технически такое возможно, потому что у меня ни разу не было настоящего романа и я ни разу не дошла до конца.

— Это ответ на вторую половину вопроса. А как насчет первой? Чтобы освежить твою память, напомню — почему?

— Мне никогда раньше этого не хотелось.

— Лила! — Голос Адама прозвучал с такой укоризной, словно он отец, пытающийся усовестить ребенка, явно говорящего не правду. — Я хочу знать правду.

— Это и есть самая настоящая правда. Ты же меня хорошо знаешь. Неужели ты можешь подумать, что я хранила девственность по какой-нибудь другой причине?

Кавано все равно ей не верил.

— Но это никак не укладывается у меня в голове. Ты всегда вела себя так уверенно, так раскованно. Мне трудно поверить, что человек, настолько свободно относящийся к сексу, никогда им не занимался.

— Я хожу на футбол и от души болею за любимую команду, но я никогда сама не играла. Такое объяснение годится?

— Это сравнение никуда не годится. Лила с отчаянием вздохнула:

— А ты что, предполагал, что мне следовало бы носить на лбу большую красную букву Д?

Его руки сомкнулись у нее на талии, и Адам крепко обнял ее. Щекоча ей шею, он сказал:

— Теперь уже слишком поздно.

— Правильно. Поэтому я не могу понять, почему ты придаешь этому такое большое значение.

— Меня это удивило. Нет, потрясло, вот это слово больше подойдет. И ты так и не ответила на мой вопрос.

— Никогда раньше у меня не возникало желания заняться любовью. Все просто. Но Адам покачал головой.

— Нет, все должно быть намного сложнее. — Он попытался заглянуть Лиле в глаза и понять, где же скрывается правда, но она постаралась избежать его взгляда. — Имеет ли это какое-то отношение к нашему с тобой разговору о том твоем чувстве несостоятельности, которое у тебя возникало?

— Разумеется, нет!

— Ага, значит, я угадал!

Лила рассерженно посмотрела на него:

— Ладно, даже если и так, что в этом такого?

— Ты красивая, веселая, чувственная, сексуальная женщина, вот что такое. Почему ты лишала себя того, что приносит такую радость и удовлетворение?

— Потому что если на свете существует способ испортить то, что обычно приносит людям радость и удовлетворение, я бы его обязательно нашла.

Голос Адама смягчился:

— Хочешь объяснить?

— Нет, но придется, потому что у меня создалось впечатление, что ты от меня не отстанешь, пока я этого не сделаю.

— Верно.

Лила обреченно вздохнула и медленно начала:

— Мне казалось, что, и занимаясь любовью, я буду такой же неловкой и неуклюжей, как и во всем остальном. Я не имею в виду именно постель. Я говорю о том, что этому сопутствует. Я боялась, что забеременею, несмотря на принятые меры предосторожности. Что я войду в те самые полтора процента, на которых не действуют противозачаточные пилюли. Я боялась, что полюблю парня, который не полюбит меня, или меня полюбит тот, кто будет мне противен. — Голубые глаза Лилы молили понять ее. — Я понимаю, что сейчас это звучит глупо, но я портила все, чем пыталась заниматься.

— Если не считать баскетбола и тенниса. Элизабет говорила мне.

— Да, у меня были хорошие показатели, но из школьной баскетбольной команды меня выкинули.

— Могу я спросить почему?

— Потому что я пришила блестки на футболку. Но их форма была такой уродливой, Адам. — Лила попыталась объяснить, когда он засмеялся. — А когда я играла в теннис, мужчины выходили из себя, стоило мне выиграть партию, поэтому я перестала играть. Видишь? Мне казалось, что и в сексе я окажусь неудачницей.

Адам почувствовал ее уязвимость, хотя сама Лила этого не заметила.

— Мне не хотелось удлинить список еще одним поражением. К тому времени, как я стала достаточно взрослой, чтобы сказать «да» или «нет» любому парню, Элизабет уже была замужем за Джоном Берком. Она великолепно совмещала обязанности по дому с работой. Муж обожал ее. Она родила совершенно потрясающих, замечательных, очаровательных детей. Разумеется, первым родился мальчик, а второй девочка. Все, как положено. Если бы у меня завязались отношения с мужчиной, все бы наверняка кончилось каким-нибудь кошмаром.

— Но ты же ходила на свидания.

— Да, я встречалась со многими мужчинами. Но я всегда останавливала их, пока не стало слишком поздно.