Рыцарь света - Симона Вилар Страница 40

Артур заметил эту перемену в своей милой. Она сводила его с ума, но он должен был сдерживаться, ибо, облеченный доверием ее родителей, не смел да и не хотел переступать черту, какая полагалась в отношении обрученных в преддверии брака. Поэтому, когда все расселись на возвышении за столом, Артур был вынужден переключить свое внимание на одного из гостей барона, пожилого тучного Бранда, и слушал, что тот говорил о своих богатствах — мельницах, заливных лугах, отарах овец. Артур думал, каково этому толстяку похваляться тут, в замке, где все так роскошно и полно стремления сделать свою жизнь богатой, уютной и представительной.

Юноша поднял глаза к высокому голубому своду над залом с рисунком из золотых звезд, напоминавшему ночное небо. Стыки свода соединяли позолоченные, украшенные резьбой нервюры [32]. Все это было великолепно и походило на храм, и даже легкая копоть от каминов и факелов не могла погасить сияние неповторимой красоты. К тому же благодаря высокому тройному окну с одной стороны донжона [33]освещения в зале хватало почти до вечерней трапезы. Поэтому с наступлением летних дней здесь не зажигали камины — их было два, больших, выступавших у стен по бокам зала и расположенных один напротив другого. Колпаки-вытяжки каминов были украшены гербом лорда Эдгара — алой лошадиной головой на светлом фоне.

Такая же эмблема красовалась на больших щитах, развешанных на стенах. Щиты эти имели каплевидную форму и были столь велики, что Артур решил, что ими неудобно пользоваться даже коннику. Однако ему пояснили, что щиты эти скорее парадные, охрана использует их в особо торжественных случаях, когда в Гронвуд-Кастл прибывает некое значимое лицо. Тогда стражи выстраиваются в приветствии, удерживая их перед собой для внушительности. Однако щиты эти применяют и во время гронвудских турниров, сдерживая с их помощью наиболее ретивых зрителей, дабы те в пылу не выскочили на арену.

Кроме щитов, стены украшали и длинные тканые гобелены, на которых были вытканы различные картины из мирской жизни: охота, пахота, конный гон — или же турнирные сцены, напоминающие о тех ристалищах, какие бывали в Гронвуде. Приятно было разглядывать эту вышивку, сидя за длинными столами, расставленными вдоль зала. Эти столы были предназначены для не очень знатных гостей барона и челяди. Главный стол стоял на возвышении напротив входа в донжон и был покрыт прекрасной скатертью. Это был единственный стол с ножками, в то время как нижние столы представляли собой всего лишь уложенные на козлы столешницы, которые после трапезы протирали и устанавливали вдоль стен, отчего в зале сразу становилось много места, ибо тут не только трапезничали — тут жили, отдыхали, ожидали приказов, а по ночам спали, разложив тюфяки и овчины прямо на покрытом тростниковыми циновками полу.

Обычно в Гронвуде всегда бывало несколько гостей, и леди Гита с дочерью следили, чтобы тех хорошо приняли, расположили их свиту, а самих усаживали на полагавшиеся им места и развлекали беседой. Слуги несли к столам все новые кушанья, сверху, с деревянной галереи, доносилась негромкая музыка, снизу долетал гомон и смех, было слышно, как взвизгнула служанка, которую притянул к себе на колени один из ратников барона. Но на него тут же прикрикнул сидевший неподалеку Метью и потребовал отпустить девицу. Этого облаченного в сутану богатыря в Гронвуде уважали. Сейчас Метью уплетал за обе щеки запеченных в тесте угрей, хлебал сдобренную маслом овсянку. Метью любил хорошо поесть, и в Гронвуде, где всегда щедро угощали, он просто благоденствовал. Заметил Артур и Риса, оживленно беседовавшего с одной из горничных леди Гиты. Артур задержал на нем взгляд, когда увидел, как девушка что-то поясняет рыжему валлийцу, показывая вышивку по краю своей пелерины. Рис слушал внимательно, даже осторожно, словно прощупывал узор. А потом коснулся края пелерины, принял у хохочущей служанки ее чепец и примерил на себя. Это вызвало смех, но Артуру стало не по себе. А тут еще и сидевший рядом с ним Гай заметил:

— Ты бы переговорил с Недоразумением Господним. Похоже, его странная натура опять возжелала превратиться в девицу. Не хватало еще, чтобы о столь необычном поведении твоего оруженосца пошли сплетни и люди стали догадываться, что он… невесть кто.

Кажется, подобные мысли возникли и у Милдрэд, которая обменялась с юношей быстрым взволнованным взглядом. А потом они просто смотрели друг на друга, забыв об окружающих. Только когда Бранд стал рассказывать про Хорсу, оба отвлеклись и прислушались.

Старый тан говорил, что Хорса в своей усадьбе ведет замкнутую жизнь, ни с кем не общается, все больше занят по хозяйству. У Хорсы был взрослый сын, который все эти годы занимался усадьбой, но еле сводил концы с концами. Однако теперь, когда отец разбогател на службе у принца, у них появилась возможность поправить свои дела и в усадьбе чинят частоколы, даже камня навезли, чтобы вымостить двор.

— Все говорят, что Хорса наконец угомонился, — уверял Бранд. — Пора бы. Да и не молод он уже, чтобы вытворять очередные глупости. Поэтому ты бы простил его, Эдгар. Столько лет вражды! А ведь вы с Хорсой не чужие.

Эдгар не ответил, но лицо его посуровело. Да и Милдрэд стала хмуриться, особенно когда услышала, что Хорса намеревается приехать на большую Гронвудскую ярмарку, какую традиционно проводят в середине июля.

— Отец, где бы ни появлялся Хорса, там всегда смута и беспорядки. Вспомните, что он еще недавно хотел затеять в Норфолке мятеж и только волей Провидения удалось избежать этого!

— А мне Хорсу жалко, — неожиданно вступилась за былого поклонника леди Гита. — Всю жизнь он был изгоем, все время его планы терпели крах. Эдгар, если Хорса появится на Гронвудской ярмарке, возможно, это и впрямь будет поводом, чтобы наладить с ним отношения. Благородный Бранд прав: вы не чужие. К тому же нынче вас ничто не разделяет, ведь вы оба служите Блуаскому дому, а то, чего столь страстно добивался Хорса — обручения Эдмунда Этелинга и Милдрэд, — все же произошло. И не наша вина, что добрый юноша погиб, мир праху его.

Эдгару не нравилось, что жена просит за Хорсу. Но тут подала голос подруга баронессы аббатиса Отилия, сидевшая подле нее:

— Случится неладное, если Хорса приедет в Гронвуд-Кастл.

Она сказала это негромко, но все ее услышали и стали переглядываться. Эта невысокая миниатюрная женщина, вот уже много лет состоявшая настоятельницей монастыря Святой Хильды, слыла в народе святой и предсказательницей, а леди Гита дружила с ней с юности и порой приглашала погостить у них в Гронвуде. Сейчас баронесса специально вызвала настоятельницу Отилию, дабы та взглянула на жениха дочери и высказала о нем свое мнение.

Об этом они и говорили после трапезы, когда поднялись на красивую галерею, расположенную над главным входом в донжон.

— Ты напрасно полагаешься на мое мнение, Гита, — сказала аббатиса, не поднимая своих кротких глаз. — Кроме того, что сей рыцарь пригож и учтив, мне нечего добавить. Другое дело, что я вижу, насколько счастлива твоя дочь. Это ли не повод, чтобы выдать ее за этого пройдоху?