Когда ты станешь моей 2.Обнуляй - Мария Высоцкая Страница 40

- Какой мальчик?

- Из интерната. Сутки уже нет, а если с ним что-то случилось?

- Сколько лет?

- Семнадцать.

- С таким не случится, жрать захочет - вернется.

Марина застывает в немом шоке.

- И не смотри так на меня.

- Да я даже уже и не знаю, как на тебя смотреть. Мне кажется, тебе лучше уйти.

- Я уйду, не переживай. Сколько лет, а все не могу понять, тебе все это зачем? Своей жизнью занимайся. Своей!

- Доронин, тебя это не касается, мы об этом уже говорили.

- Говорили, говорили.

- Мне нужно было ему сказать, сказать раньше.

- О чем?

- О том, что я хочу его усыновить.

- Ты сейчас серьезно?

- Более чем.

- А разве для этого не нужна полная семья, хорошее материальное положение и еще куча всякой фигни?

- Нужно.

Маринка поднимает взгляд, смотрит мне в глаза, нервно барабанит пальцами по столу, ерзая на стуле.

- Саш, а ты можешь мне помочь?

- С чем?

- С усыновлением. Можно же как-то немного обойти, - прикусывает нижнюю губу, - закон…

- А как же честность и справедливость? Не отвечай, вопрос был риторическим. Я попробую, но ничего не обещаю.

- Спасибо.

- Тебе это зачем? Взрослый пацан, у которого пуля в голове.

- Ты его не знаешь. Он очень хороший мальчик, умный, улыбчивый, веселый. Родной, понимаешь? Не могу перестать это чувствовать. Связь какая-то.

- Ладно. Я сделаю все, что смогу. Будешь должна.

- Хорошо, - часто кивает, - спасибо.

Марина

Спустя сутки абсолютно не могу найти себе места. На улице метель, снег не просто припорошил землю, он покрыл ее пятисантиметровым слоем осадков. На работу не прихожу, жду звонка от нового директора. Первый рабочий день в лицее у меня только на следующей неделе, размеренные семь дней так называемого отдыха. К тому же изначально это было удобно тем, что, если на первых порах Валяеву понадобится помощь, я буду рядом.

К вечеру все же еду в интернат. По привычке захожу в свой кабинет без стука.

- Прости, - смотрю на старого коллегу, прижимаясь затылком к двери, - совсем голова не соображает.

- Марин, не беспокойся. Присаживайся. Чай будешь?

- Богдан не появлялся?

- Нет.

- Я очень надеюсь, что с ним все в порядке.

В кармане пальто звонит телефон, и я отвечаю на звонок.

- Я договорился. Можешь забирать своего пацана.

- Спасибо, - расплываюсь в глупой улыбке, чувствуя, как с плеч скатывается неподъемный груз, - спасибо.

- Будешь должна, - усмехается в трубку и, торопливо попрощавшись, сбрасывает вызов.

- Явился, - Белякова заглядывает в кабинет, заметив меня, кивает.

- Так, сиди здесь, Марин, я сам его встречу, получит он у меня.

- Не перегибай палку, - бормочу вслед, а сама только-только начинаю дышать полной грудью.

Через какое-то непродолжительное время дверь в кабинет вновь распахивается. Складываю руки на груди, оставаясь сидеть в кресле у окна, хотя первой мыслью было сорваться с места, дотронуться до Богдана, удостовериться, что он настоящий и с ним все в порядке.

Заметив меня, Шелест вплотную прижимается к стене и отводит взгляд в сторону.

- Где? Ты? Был? – получается слегка грубо, но это все от волнения.

- Гулял.

- Сутки?

- Забыл взять часы.

- Не хохми.

- Даже не пытаюсь. Вы зачем приехали вообще? Бросили, так имейте мужество признать.

Вздыхаю, понимающе улыбаясь. Он злился, поддался моей непедагогичности, привязался и очень разозлился из-за моего ухода.

- Богдан, - говорю тихим, успокаивающим голосом, - я приехала, потому что хотела поговорить. Я увольняюсь, потому что мне предложили вакантное место завуча в элитном лицее. В другой ситуации я бы отказалась, но, как ты знаешь, мой отец болен, а лечение стоит немаленьких денег. Курс почти непрерывный, а вечно брать «подачки доброй воли» мы не можем, да и добра в них с каждым днем все меньше…

- Я понимаю, - мальчик пытается выдавить улыбку, сожаление, но у него очень плохо это получается. На лбу написан протест и разочарование, во мне в первую очередь. - Я понимаю. Извините.

- Спасибо, Богдан. Ты замечательный, добрый, умный мальчик.

- Вы к нам в гости только приезжайте, нам будет вас не хватать. Мне будет вас не хватать, - опускает голову, крепче стискивая зубы. Замечаю на щеке влажную дорожку и сама не могу сдержать слез.

- Мне тоже будет тебя не хватать, Богдан, - стираю пальцами выступившую влагу. - Богдан, когда мне сказали, что ты сутки не появлялся, я очень испугалась. Я много думала, не сегодня и не вчера, а вообще… не сочти мои слова пустыми… я бы хотела тебя усыновить. Я понимаю, что ты уже взрослый, что все это слишком поздно, но я и так уже потеряла достаточно близких для меня людей, поэтому потерять тебя я просто не имею права, - делая шаг к мальчику, - не беспокойся по поводу документов, школы, я все устрою, - тараторю, немного сбиваюсь, продолжая подходить все ближе, - у меня много друзей, которые помогут нам сделать все это без проблем, мне нужно лишь твое согласие.

Замираю напротив, меня трясет, я затаив дыхание жду его ответа, жду хоть слова, но он молчит. Не шевелится и неотрывно смотрит мне в глаза.

- Богдан, ты скажешь что-нибудь? – голос подрагивает. - Я понимаю, что ты взрослый парень и, возможно, я тебе совсем чужая…

- Я согласен.

***

Богдан переехал ко мне за два дня до Нового года. Я хотела, чтобы это случилось раньше, но он придумывал какие-то отговорки, всего парочку, прежде чем признался, что не может бросить Таню, которая очень сильно переживает из-за этого расставания. Во мне бурлили эмоции, которые пришлось побороть, поступить правильно, позволив ему остаться настолько, насколько он посчитает нужным.

Пара недель, за которые я успела освоиться на новой работе, устроить туда Богдана и просто минимально наладить быт, найти жильцов в городскую квартиру, подыскать дом поблизости . За все это время Доронин больше ни разу не появился. Мне так хотелось его поблагодарить, но я не могла. У меня не было ни его номера, ни адреса, и, к своему стыду, я даже понятия не имела о его работе и должности. Человек из ниоткуда, не иначе.

Утром двадцать девятого декабря, когда мы с Богданом покидали интернат, я предпочла не заходить внутрь. Было неловко.  Пока Богдан прощался с ребятами, я переписывалась с Нонной, которая уже в феврале окончательно переберется в Москву, это практически подарок к Восьмому марта. Спрятав телефон в карман, выхожу на улицу.