Случайная связь - Слава Доронина Страница 40

Асадов откидывается на спинку кресла и смеётся. 

– После этого случая в трудовом договоре, наверное, ещё один пунктик появился? 

– Появился, конечно, – киваю я. – Я им такие деньги плачу, чтобы они мозги напрягали. Бездельничать я и сам могу.

– Кто-то не в настроении? 

Пропускаю мимо ушей убийственную иронию друга. Настроение в порядке, но работы куча, людей не хватает. Я разрываюсь между двумя городами, устал как собака. Хочу всё бросить и куда-нибудь улететь на неделю или две. От всей суеты и головной боли подальше. 

– Почему не предупредил, что прилетаешь? Надолго?

– Нашлись покупатели на дом, прилетел на сделку. Абы кому продавать не хотел, а тут вроде приличная пара. В возрасте. Завтра в Питере нужно быть. 

– Ты один или с семьёй? Как там деловая колбаса поживает? – улыбаюсь, вспоминая красивое лицо Тимура.

– Деловая колбаса? – злится Асадов. 

Всегда бесится, когда я так называю его сына. 

– Каждый день твою фотографию ему показываю и говорю, что этому дяде нельзя улыбаться, – язвит он.

Я беру со стола ручку и швыряю в Динара, но он уворачивается.

– Один я прилетел. Наташа и сын в Мюнхене остались. Врач сказал, что жене нужно поберечься, запретил перелёты. 

Удивлённо приподнимаю брови.

– Это то, о чём я подумал?

– Не знаю, о чём ты подумал, а у меня жена дома беременная осталась. У неё сильный токсикоз, без конца тошнит, она по стеночке ходит и два раза в обморок упала при мне. Поэтому максимум неделю можешь поездить на мне, а потом я обратно улечу и вернусь нескоро. 

– Время, смотрю, даром не теряете. 

– Не теряем. И ты тоже? – кивает Асадов на завалы папок на столе. –  Может, чем помогу, пока тут несколько дней буду? Всё же одна голова хорошо, а две лучше. Кого опять спасаешь?

Динар берёт одну из папок со стола, листает бумаги. 

– Федотова? – изумлённо хмыкает. – Прижали наконец? Давно пора.

– Хорошая новость про беременность. Поздравляю вас. А я да, действительно зашиваюсь. Спрос на мои услуги растёт, но один в поле не воин. Мне бы Фишера в команду. Толковый мужик. Я его уже как только не переманивал из Австрии, русский словарик подсовывал с чеком на круглую сумму. Ни в какую. Ничем не заманить.

– Бесполезно, да. Будь Карина жива, возможно, удалось бы уговорить, – грустнеет Динар. – А так… Не полетит он сюда. Натаскивай своих спецов. Кстати, как Эрик? Когда его выписывают? 

– На следующей неделе. С металлом в позвонках и руке вернётся в рабочий строй, – Я лезу в телефон и показываю фотку общего друга после операции. 

– Скоро весь из титана будет, – расплывется в улыбке Асадов. – Спорим, что и полугода не пройдёт, как опять загремит в больничку? 

Плюю через плечо и три раза и стучу по столу.

– У меня и так напряг с людьми. Не надо мне такого счастья.

– Когда-нибудь эта гонка за экстремальными ощущениями плохо закончится. Останется без конечностей.

– Главное, чтобы голова его светлая оставалась целой и невредимой. Если в инвалидное кресло пересядет, мне только спокойнее за него станет. 

– Он, кажется, номер сменил? 

Я киваю.

– Скинь мне, – просит Динар. – Позвоню ему на днях и скажу, куда следующий штырь вставлять придётся, если не угомонится.

Мы опять смеёмся. Я набираю Таню по внутренней связи, прошу принести два кофе, и мы склоняемся с Асадовым над бумажками. Ближе к семи закрываю папку и зеваю. Спать хочется безумно, а через два дня опять в дорогу. Этот ритм меня доконает. 

– Ты у меня останешься? 

Динар поднимает на меня сосредоточенный взгляд, складывает бумаги в стопку. 

– Да. Рано утром улетаю, к вечеру вернусь. Помогу тебе с Федотовым, и домой. 

– Отлично. Тогда сворачиваемся. Поехали отдыхать. 

По внутренней связи поступает звонок. Динар поднимает запястье и смотрит на часы. Переводит на меня недоумевающий взгляд.

– Никто из офиса не уходит, пока я у себя в кабинете. Новое правило. – Как ни в чём не бывало пожимаю плечами.

– И впрямь удивительно, почему они так часто просят у тебя расчёт? – иронизирует он, но мне не до шуток. 

Если бы мне в юности платили такую зарплату, то я бы и ночевал на работе, но приходилось за гроши вкалывать по шестнадцать часов в сутки. 

– Слабаков не держу. – Я тоже бросаю взгляд на часы и нажимаю кнопку на телефоне. –  Да, Таня.

– Павел Владимирович, к вам Зимина. 

Меня передёргивает, когда слышу эту фамилию.

– У неё ровно две минуты. Так ей и передай. 

– Я на громкой.

– Вот и отлично. Аня, у тебя две минуты. Можешь из приёмной сказать, что у тебя?

– Нет, я зайду. На две минуты. 

Раздражённо сминаю лист бумаги. Всё же между сестрами много общего. Бесят одинаково. Особенно, когда зыркают глазами так, будто магические ритуалы совершают. 

Дверь открывается, и Зимина с высоко поднятой головой проходит через весь кабинет и останавливается у стола. Кладёт передо мной заявление. Почерк у неё ровный, аккуратный – загляденье. В секретари её, может, перевести? Правда, мозги отлично работают, не для рядовых задач. И стрессоустойчивость хорошая, что тоже немаловажно в нашей работе. 

Я беру листок, пробегаюсь глазами по строчкам. Когда поднимаю на неё взгляд, вижу, что Аня с интересом смотрит на Динара. 

– Причина отсутствия не указана, – делаю замечание, даже не стараясь скрыть своего раздражения.

Это обязательное условие после того случая с секретаршей и её надутыми шарами вместо груди по возвращении из отгула. 

– По личному вопросу. Поездка в родной город. Сроки указала. 

На языке крутятся ругательства. Сам собирался отослать её домой, чтобы не мельтешила перед глазами, но работать кто будет? Я не за бесплатно им с Ярославом помогаю. 

– Что-то случилось?

Внимательно смотрю в лицо Зиминой, надеясь услышать вразумительный ответ. 

– Ничего из ряда вон выходящего или того, что могло бы помешать мне вернуться к указанной в заявлении дате. 

Вот зараза! Точно яблоко от яблони… 

Сам понимаю, что из-за сестры возвращается. Но уточнять, что там произошло, не берусь. Ничего не хочу об этом знать! Ставлю размашистую подпись и отдаю заявление. 

– Свободна. Но будь на телефоне. 

Аня сухо благодарит и уходит. Перевожу взгляд на Динара. Он не сводит с меня насмешливых глаз. 

– С характером девочка. Сразу видно, что ты ей симпатизируешь.