Стрела любви - Моника Маккарти Страница 40

— Поверь, Мэгги, если бы мой отъезд не был абсолютно необходимым, я бы непременно остался, но я нужен моим людям.

— Ты лукавишь, — заявила Маргарет. — Ты хочешь ехать.

«Девочка слишком уж проницательна», — подумал Йен.

— Я бы остался с тобой сейчас, если бы мог. Но если ты хочешь спросить, занимаюсь ли я тем, чего хочу, то мой ответ — да. Ты знала, кто я такой, когда выходила за меня замуж. Я воин, Мэгги. Воины сражаются. А этой возможности… — Он замолчал, сообразив, что подобрался слишком близко к правде. — Этого я ждал всю жизнь. У меня появится прекрасный шанс совершить… нечто особенное, многое изменить к лучшему.

— Итак, ты предпочел мне войну.

Черт побери, ни о чем подобном он даже не помышлял! Он не должен был выбирать… и не выбирал. А она представляла дело так, что он уже сделал выбор.

— Мэгги, я ничего не выбираю. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я не выполнил свой долг? Ты бы стала требовать от своего отца и братьев того же самого? Твоя мать потребовала бы, чтобы твой отец остался с ней и не стал воевать за короля Иоанна?

Маргарет гневно сверкнула глазами, но промолчала.

— Ты любишь меня, Мэгги?

Йен ожидал немедленного ответа. Но Маргарет колебалась, и он понял, что теряет ее. И почувствовал резкую боль в груди. О боже, он смертельно боялся ее потерять!

— Да, люблю, — ответила жена после долгой паузы.

— Тогда не отказывайся от меня. Я знаю, тебе было трудно, но если бы ты только попробовала еще раз… Уверен, у тебя все получится. — Он криво усмехнулся. — Только не говори, что все эти новые платья и вуали лишили тебя боевого духа.

Между ее бровями пролегла морщинка.

— Меня нельзя лишить боевого духа, — заявила она.

А Йен продолжал:

— Я думал, тебя не волнует, что болтают люди, думал, ты легко не сдаешься. Что случилось с той отчаянной девчонкой, которая облачилась в мужское платье и одержала верх над лучшим наездником, какого я только знаю? Неужели гордость Макдауэллов — пустые слова?

Йен с облегчением вздохнул, заметив, что жена едва заметно улыбнулась.

— Ты предлагаешь мне утром выйти к завтраку в бриджах?

Он от души рассмеялся.

— Боже мой, конечно, нет. Мне бы не хотелось, чтобы моя мать отдала Богу душу от испуга. — Он немного помолчал и уже серьезным тоном добавил: — Знаю, с ней бывает нелегко, однако, узнав ее получше, ты убедишься: она просто хочет самого лучшего для своих детей.

— В этом‑то и проблема, — пробормотала Маргарет.

— А ты — самое лучшее, что может быть для меня. Только моя мать этого еще не поняла.

Маргарет снова улыбнулась, и Йен почувствовал, что у него потеплело на душе от этой ее улыбки. Его словно окутало теплом — как в ясный летний день. Он любил эту юную женщину, любил за то, что она забавна, легкомысленна и возмутительна. Она умела рассмешить его и ежесекундно напоминала о том, что война не на жизнь, а на смерть, — это еще не вся жизнь. Именно поэтому она ему нужна. Она как луч света в том неуютном мире, который то и дело становится слишком темным. Последние месяцы, в которых не было ничего, кроме войны, показались ему сейчас бесконечно далекими.

— Ты серьезно? — спросила она.

— Конечно.

И он тотчас же принялся доказывать это чувственно и нежно. Она должна была понять, как много значила для него. В их распоряжении была целая ночь. Йен намеревался продемонстрировать жене, как сильна его любовь, и выбросил из головы все остальные мысли.

Он страстно целовал жену, и Маргарет отвечала ему с необычайной нежностью. В каждом ее вздохе, в каждом тихом стоне он ощущал ее желание, любовь — такую же сильную, как и его любовь.

Потом он стал ласкать ее — целовал шею, плечи и чувствительные местечки за ушами. После небольшой паузы, потребовавшейся для избавления от одежды, он принялся покрывать поцелуями розовые ягодки ее сосков. Маргарет же медленно качалась на волнах томительного наслаждения.

Она сделала попытку раздеть мужа, но тот остановил ее.

— Еще не время, милая. Если ты сейчас прикоснешься ко мне, все закончится слишком быстро. А я хочу дать тебе высшее наслаждение. Позволь мне это сделать.

Маргарет кивнула, и он продолжил ласки. Ее тело было фантастически прекрасно, и Йен, не пропускавший ни одного дюйма, никак не мог ею насытиться. Она была такая мягкая и нежная… А ее кожа — бархатистая и сладкая словно мед. Ему хотелось доставить ей удовольствие, которое он еще никогда не дарил ни одной женщине. Он желал войти в нее языком и ощутить, как ее мир взрывается, распадаясь на мельчайшие частицы.

— Скажи, чего ты хочешь, Мэгги. — Йен положил ладонь на ее округлое бедро.

Ее глаза, затянутые пеленой страсти, были сейчас необычайно темными и глубокими. О, как же она была прекрасна, его юная богиня. Заметив, что на ней еще оставалась вуаль, он снял ее и вытащил все заколки из волос, и те тотчас же рассыпались по ее плечам и подушке словно огненное сияние.

— Я хочу тебя, Йен, — прошептала она. — Очень хочу.

Йен невольно улыбнулся. Ему нравилась ее смелость и откровенность — не каждая женщина решится говорить с мужчиной о своих желаниях. В Маргарет не было ни капли ложной скромности.

Он коснулся ее самого интимного места и, почувствовав теплую влагу, спросил:

— Ты хочешь, чтобы я ласкал тебя здесь руками, фаллосом или языком?

Маргарет тихо ахнула. Чувственная дымка моментально исчезла из ее глаз, и в них отразилось сильнейшее и неподдельное изумление. Она, безусловно, была шокирована, но одновременно и возбуждена новой идеей — это было совершенно очевидно.

— Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя здесь? Может, хочешь, чтобы я вошел в тебя языком? — продолжал Йен. — Ты этого хочешь, Мэгги?

Она уже не смотрела на него. Ее глаза были закрыты, голова металась по подушке, и она бормотала:

— Да, да, да…

И он дал ей все, чего она хотела, все, чего требовало ее тело. Но делал все медленно, основательно, стремясь продлить удовольствие. И вот ее тело напряглось, задрожало — и забилось в судорогах страсти.

Но Йен не прекратил своих восхитительных ласк, он доводил жену до пика наслаждения снова и снова. Они занимались любовью всю ночь и весь следующий день — с короткими перерывами на отдых и еду. В их мир чувственного наслаждения грубая реальность вторглась лишь один раз — когда Йен снял сорочку и Маргарет заметила повязку у него на руке. Эта повязка скрывала новую татуировку, которую он был вынужден прятать от жены. Кроме того, всякий раз, приближаясь к разрядке, он выскальзывал из нее.

Незадолго до отъезда он разбудил жену, чтобы еще раз заняться с ней любовью. Она выглядела как падший ангел — волосы спутались, а губы припухли от поцелуев. Было ясно, что она измотана, но только Йен не мог ждать. Никто не знал, сколько продлится разлука, и теперь, когда она познала подлинное наслаждение, он желал показать ей, как получить его в одиночестве.