Холостяк - Карли Филлипс Страница 40

Роман заехал за Шарлоттой точно вовремя. Они доехали до окраины города, здесь Роман выехал на обочину и затормозил. Достав из бардачка шелковый шарф, он помахал им перед Шарлоттой. Она посмотрела на шарф, заинтригованная.

— Это еще зачем?

— Не хочу, чтобы ты раньше времени увидела мой сюрприз.

Это заинтриговало ее еще больше.

— Обожаю сюрпризы!

Роман рассмеялся. В замкнутом пространстве небольшой, взятой напрокат машины его низкий, глубокий смех, казалось, окутывал Шарлотту теплом.

— Кажется, я слышу в твоем голосе одобрение.

Он дотянулся до Шарлотты и завязал ей глаза шарфом. От предвкушения у нее побежали мурашки по коже. Она потрогала шарф, и внутри у нее что-то дрогнуло. Как только она лишилась возможности видеть, все остальные чувства мгновенно обострились. Она слышала звук дыхания Романа, чувствовала пьянящий, чисто мужской аромат его одеколона, и ее охватывал трепет.

— Так куда мы едем?

— Тебе бы надо было избрать более тонкий подход. Если бы я хотел, чтобы ты знала, куда мы едем, я бы не стал завязывать тебе глаза, тебе не кажется?

Он снова завел мотор и выехал на шоссе.

За непринужденным разговором Шарлотта не поняла, сколько прошло времени. Они хорошо ладили друг с другом, что неудивительно. Неудивительно и то, что у них были общие интересы — любовь к истории, тяга к далеким краям; многие из мест Роман описывал так подробно, как может описывать только человек, побывавший там сам. Шарлотта завидовала его путешествиям гораздо сильнее, чем готова была признать вслух.

— Когда я был у тебя в квартире, мне бросились в глаза книги на столе.

После того как Роман поделился с ней своими впечатлениями, такой поворот разговора был вполне логичным.

— Такие книги есть у многих, — сдержанно ответила Шарлотта.

Она была не готова слишком сильно открываться перед ним.

— Сначала я тоже так подумал. Но потом я присмотрелся повнимательнее. Твои книги изрядно потрепаны, и видно, что их часто читают.

«Черт бы побрал его наблюдательность! Он замечает малейшие детали и анализирует, пока не придет к правильным заключениям!»

— Можешь назвать меня поверхностной. Я люблю книжки с картинками.

— Я мог бы тебя назвать по-разному. — Роман положил руку на ее колено, его ладонь жгла ее кожу через ткань легких брюк. — Но только не поверхностной. Думаю, в тебе живет тайное желание путешествовать.

— Надо же, какой серьезный вывод на основании нескольких книг.

Роман покачал головой.

— Об этом я уже догадывался, но твои двадцать вопросов о моих поездках и интерес в голосе ясно сказали мне, что ты бы хотела когда-нибудь побывать в этих местах сама.

Шарлотта хотела было соврать, но потом передумала. Она обещала самой себе сбросить скованность, расслабиться и получать удовольствие, чтобы потом ни о чем не жалеть. Значит, ни лжи, ни умолчания.

— Думаю, какая-то часть меня действительно мечтает о путешествиях, — призналась она.

— Авантюрная часть, которую ты скрываешь? — В голосе Романа послышались насмешливые нотки.

— Поверхностная, — ответила Шарлотта без тени юмора. Она отвернулась от Романа к окну, но во всех направлениях ее окружала одна и та же чернота.

— Поверхностная. Опять это слово.

Шарлотта почувствовала, что автомобиль замедляет ход и останавливается, потом услышала шорох джинсовой ткани о винил — это Роман повернулся на своем сиденье.

— Я много езжу. Ты считаешь меня поверхностным? — спросил он наконец.

Шарлотта представила, как он выглядит: повернулся и смотрит на нее, положив руку на спинку сиденья. Но она его не видела. Она могла только догадываться, что он делает, какое у него выражение лица. В голосе послышались едва различимые нотки обиды — его задело, что она, возможно, считает его недалеким. По его голосу можно было подумать, что ему небезразлично, что она о нем думает. От этой мысли сердце Шарлотты забилось быстрее.

Роман — умный и заботливый, и он хорошо разбирается в людях, именно поэтому он умеет писать новостные репортажи, которые привлекают читателя. Шарлотта читала его репортажи, «поверхностный» — это не про него, он далеко не поверхностный.

— Я боюсь, что я сама такая.

Под прикрытием темноты она призналась Роману в том, чего больше всего боялась. Ей было важно, чтобы именно он об этом знал.

— Если тебя интересует неизвестное, это признак ума, а не поверхностной натуры.

Шарлотта не раз задумывалась на эту тему.

— А что, если потребность смотреть новые места и заниматься другими вещами уведет тебя далеко от дома и будет удерживать вдали? — спросила она. — Вдали от людей, которые тебя любят.

Слушая ее, Роман попытался понять более глубокий смысл ее слов. Она могла бы говорить о нем, но у него возникло ощущение, что она признается ему в личных страхах.

— Ты говоришь о своем отце?

Это был риторический вопрос.

Шарлотта все еще сидела лицом к окну, отвернувшись от Романа. Он взял ее за подбородок и развернул лицом к себе.

— Проблема не в том, что он хочет жить в Лос-Анджелесе, и даже не в том, что он актер. Дело в его нежелании брать на себя ответственность и в том, что он, по-видимому, эмоционально отстранен от семьи. Это его выбор. Твой выбор будет другим, потому что ты сама другая.

Шарлотта пожала плечами:

— Как знать. Он же мой отец, я унаследовала его гены.

— Но у тебя есть гены и от матери, а она домоседка. — «Скорее даже затворница», — но этого Роман не стал говорить вслух. — Вероятнее всего, в тебе есть и то и другое. — «Лучшее от каждого из родителей». — Ну так по какой еще причине ты так боишься скрытых желаний?

Шарлотта не ответила.

Роман подозревал, что в действительности ее волнует вовсе не наследственность. Это лишь удобное прикрытие. Зная Шарлотту, он был уверен, что она бы не стала эгоистичной, как ее отец. И она сама должна это понимать. Впрочем, нежелание походить на родителя — вполне обычное дело для человека, который на этого родителя обижен, думал Роман. Шарлотта достаточно умна, чтобы заглянуть в себя и понять правду.