Анжелика и ее любовь - Анн Голон Страница 40

Всему виной эта рыжая девочка. По правде сказать, необыкновенная маленькая особа и очень напоминает мать лицом и улыбкой. Правда, рот у нее больше и не так безупречно очерчен, но в изгибе и выразительности губ столько сходства, что несмотря на ее рыжую шевелюру и маленькие раскосые черные глаза (а у матери они огромные и ясные, словно вода источника) — сомнений быть не может: это дочь Анжелики.

Плоть от ее плоти — и от плоти другого мужчины. Мужчины, которого Анжелика, вздыхая от страсти, приняла в свои объятия с таким же восторженным и томным лицом, какое она, сама того не подозревая, явила ему в тот первый вечер на «Голдсборо».

Стоя за портьерой, он видел, как она проснулась и тут же склонилась к ребенку. Его тогда обожгла ревность, потому что в свете заходящего солнца он увидел, что она куда красивее, чем он думал, и еще потому, что спросил себя, черты какого любовника старается она отыскать в лице спящей девочки? И хотя до этого он собирался подойти к ней и снять маску, сейчас он не мог сдвинуться с места, ибо между ними встала стена.

Он слышал, как она шепчет нежные слова, как тихо и страстно разговаривает с ребенком. Никогда она не вела себя так с Флоримоном, его сыном… И он дал ей уйти, так и не показавшись.

Когда, вновь надев маску и взяв секстант, Жоффрей де Пейрак вышел на трап, он сразу же увидел, что протестанты уже закончили свое молитвенное собрание и покинули верхнюю палубу. Он ощутил облегчение и в то же время — разочарование. Затем, запахнув плащ, собрался подняться на капитанский мостик, чтобы с помощью секстанта определить координаты судна, но тут его заинтриговало поведение мавра Абдуллы.

Слуга-марокканец, который последние десять лет следовал за ним, как тень, сообразовывая все свои действия с его желаниями, сейчас, казалось, вовсе не замечал его присутствия.

Он опирался на позолоченные деревянные перила у застекленных дверей личных апартаментов капитана и смотрел прямо перед собой своими огромными черными глазами. Несмотря на его небрежную позу, Жоффрей де Пейрак, привыкший распознавать душевные движения людей его расы, одновременно пассивных и страстных, догадался, что Абдулла чрезвычайно взволнован. Он чем-то походил на изготовившегося к прыжку зверя; его толстые лиловые губы дрожали на темно-бронзовом лице.

Заметив, что хозяин наблюдает за ним, он, не подавая вида, опустил глаза, расслабился и принял тот бесстрастный вид, который его, сурово муштруя, учили сохранять, когда он состоял в личной охране султана Мулея Исмаила. Один из самых красивых и метких стрелков стражи султана Марокко, он был подарен великому магу Джеффа-эль-Халдуну (так звали графа де Пейрака в Берберии), которого султан Марокко почтил своей дружбой.

Потом он плавал с графом де Пейраком по многим морям. Несколько раз в день он варил своему господину кофе, без которого тот, привыкнув к этому напитку за годы, проведенные в Леванте [15], уже не мог обходиться. Абдулла спал у его дверей или на полу, возле его кровати, везде следовал за ним по пятам с заряженным мушкетом и бессчетное множество раз спас жизнь великого мага во время сражений, бурь и заговоров.

— Я провожу тебя, хозяин, — сказал он.

Но ему было не по себе, так как он по опыту знал, что Джеффа-эль-Халдун способен взглядом проникать в его мысли.

И действительно, взгляд хозяина был устремлен туда, куда только что смотрел он сам. Поймет ли Джеффа-эль-Халдун, что он, Абдулла, там видел и что, несмотря на окружающий их холод, зажгло в его крови львиный жар?

— Неужели тебе так не терпится прибыть в Америку, Абдулла? — спросил граф.

— Здесь или там — какая разница, — мрачно пробормотал мавр. — Ля-илляхи-илла-Алла-ва-Мухаммед-расулу-Алла [16]…