Поклонник - Анна Джейн Страница 4

Демон, сидящий в моей голове, каркающе смеется и обещает прийти ночью, чтобы доказать – он не выдумка. Я вспоминаю его белое лицо с прорезями для глаз и крепко сжимаю кулаки – так, чтобы ногти впились в кожу. Боль отрезвляет. И я все-таки захожу в свою квартиру, держа в одной руке все тот же нож, а в другой – корзину, словно щит.

Демон снова хохочет и говорит, что нож мне ни к чему – я все равно не смогу пырнуть им живого человека. Мертвого, если уж на то пошло, – тоже. Я не охотник, я добыча. Я создана для того, чтобы на меня охотились.

С трудом я прогоняю детский кошмар прочь и с гулко бьющимся сердцем, которое, кажется, застряло где-то в горле, обхожу все три комнаты и кухню, не забывая проверить ванную, туалет и кладовую. Я открываю шкафы, заглядываю под кровати, осматриваю каждый угол. Никого нет.

Лишь убедившись в этом, я спокойно выдыхаю. В своей крепости я одна. Я включаю Билли Айлиш и варю кофе в медной турке так, как учила мама. По квартире разносится приятный успокаивающий аромат, и, хоть мне кусок в горло не лезет, я заставляю себя выпить чашку кофе и съесть наскоро сделанный бутерброд. А затем иду в душ – я все еще успеваю помыть перед учебой голову. При этом я оставляю дверь ванной комнаты открытой – на всякий случай и пою в душе. Это тоже меня успокаивает.

Из ванной я выхожу в расстегнутом махровом халате и иду в свою комнату. Там халат падает на пол, я переступаю через него и подхожу к зеркальному шкафу, разглядывая себя. Я из тех, кого нельзя назвать яркими, я словно разбавлена водой – от кончиков ресниц до кончиков пальцев.

Золотисто-ореховые глаза, светлая нежная кожа почти фарфоровая, на которую плохо ложится загар, зато есть россыпь веснушек, карамельно-русые волосы, потемневшие от воды и разметавшиеся по плечам, тонкая фигура, которая мне не нравится. Мне всегда хотелось быть женственной и изящной, как Алиса, чья грудь – зависть всех девчонок из группы, но во мне слишком много неловкой девичьей хрупкости и угловатости. Я из тех людей, которые не могут похвастаться успехами в спорте, ловкостью и силой.

Мама называет меня Веточкой. Раньше мне это нравилось, а теперь – нет. Веточку легко переломить, а я хочу быть прочной, как железный прут.

Я осматриваю себя с ног до головы и задумчиво касаюсь груди ладонями – мне хочется, чтобы она была такой, как у Алисы. Пышной и высокой. Внезапно мне приходит в голову странная мысль, которой не должно было и быть. Будоражащая. А что я буду чувствовать, если грудь будут накрывать не мои руки, а его, Поклонника?

Я почти вижу, как за спиной появляется незнакомец, прижимает меня спиной к груди и повторяет мой жест – ласково дотрагивается до груди и слегка сжимает. Пульс учащается, но я прикрываю глаза, прогоняя то ли видение, то ли фантазию.

Что за глупости? Не знаю, зачем я думаю о таком, мне неловко перед собственным отражением. И отчего-то вдруг начинает казаться, что на меня внимательно смотрят. Разглядывают. Оценивают. Изучают каждый миллиметр моей кожи.

Я тревожно оборачиваюсь на окно, выходящее на балкон, но, разумеется, там никого нет. Это снова моя паранойя. В доме никого и быть не может, но я спешно накидываю на себя халат. Затем сушу волосы феном, надеваю линзы и одеваюсь сама.

Синие джинсы, белая футболка, серая толстовка моя обычная студенческая одежда. Волосы я собираю в небрежный пучок, а на руку цепляю серебряный браслет с подвесками – это подарок мамы и единственное украшение помимо гвоздиков в ушах, которое я ношу.

Цветочный аромат начинает перебивать кофейный, но мне уже все равно – я обуваюсь в прихожей. На сердце тревожно, но я не понимаю, хочу ли я побыстрее уйти или остаться. Последний раз глянув на приоткрытую дверь, ведущую в мою спальню, а после – на корзину с орхидеями, я ухожу, держа наготове ключи – если на меня кто-то нападет, я сумею воткнуть их в противника.

«Не сумеешь», – доносится до меня приглушенный голос демона, который засыпает, когда я нахожусь не в одиночестве. Наверное, боится себя выдать. А я боюсь выдать себя.

* * *

Дверь за Ангелиной аккуратно захлопывается. Слышно, как наверху кто-то начинает пылесосить, а от стекол отскакивает звук детского смеха, доносящийся со двора. Кофейный аромат совсем исчезает цветы берут верх. Эта квартира – их царство.

Дверь спальни Ангелины медленно открывается, и оттуда выходит человек во всем черном; на его голову накинут капюшон, глаза закрывает бейсболка, но видно, что он высок и неплохо сложен. На его руках тонкие перчатки.

Человек смотрит на корзину с белыми орхидеями, которая осталась в прихожей, и на его губах появляется кривая улыбка, которая не предвещает ничего хорошего. Он медленно идет по квартире, касаясь пальцами стен, – словно знакомится со своими владениями, и чувствует себя вполне уверенно, словно не раз уже бывал здесь.

Оказавшись в гостиной, человек в черном подходит к висящему на стене телевизору и снимает с него незаметную камеру видеонаблюдения. Ему нужно поменять батарейки, и он делает это привычно и быстро. А затем берет в руки рамку с фотографией, с которой на него смотрит жизнерадостно улыбающаяся девушка. Она довольно хорошенькая: правильные черты лица, густая копна карамельно-русых волос, тонкая фигурка, но безликая и слишком блеклая: не знает, как подчеркнуть свою привлекательность, сливается с толпой. Типичная правильная девочка-студентка в очках, кедах и джинсах, каких тысячи. Мимо таких он всегда проходил, не разглядывая.

Правда, сегодня он не мог оторвать от нее глаз, когда она разделась в своей комнате, не зная, что он наблюдает за ней. Возможно, она умеет быть горячей. Хотя обычно он предпочитал девушек с формами, ему понравилось ее хрупкое тело, острые плечи, по которым рассыпались влажные потемневшие волосы, тонкие длинные ноги. Но особенно его завело то, как она рассматривала себя в зеркале, касаясь небольшой высокой груди. Это будоражило фантазию.

Он прятался на балконе, глядя на Ангелину через стекло, рискуя быть пойманным, но не мог оторвать от ее тела пристального взгляда. Ему хотелось выйти, подойти сзади и прижать ее спиной к груди, целуя в шею, одной рукой обхватив поперек талии, второй ладонью накрыть грудь – повторить ее жест. Разумеется, он не вышел и все его фантазии остались при нем, а потом он все пытался понять, чем она так цепляет, на вид ведь совсем простая…

Человек в черном касается ее лица на фотографии.

На первый взгляд Ангелина Ланская, студентка педагогического университета, кажется обычной девушкой, но ему не нравится ее взгляд: слишком наивный. Он не верит этому взгляду и знает, что за ним кроется.

Поставив фотографию обратно на полочку, он идет на кухню и меняет камеру там, а после моет оставшуюся рядом с раковиной кружку и ставит ее на место.

Когда он идет обратно в прихожую, раздается щелчок. Замок поворачивается. А когда открывается дверь, человек в черном уже на кухне. Замерев, стоит у стены и старается не дышать: его не должны заметить.

Кажется, Ангелина что-то забыла дома и вернулась. Она направляется в свою комнату, быстро что-то находит и возвращается в прихожую. Но вместо того чтобы скорее уйти, она вдруг идет по узкому коридору к кухонной арке. Еще мгновение – и она окажется в кухне. А как только это произойдет, она увидит человека в черном. Он ждет этого, его широкие плечи напряжены, а одна рука сжимается в кулак то ли от страха, то ли от ненависти. Его сердце бьется так громко, что он боится – вдруг Ангелина услышит его? И он точно знает, что будет делать, если она заглянет за угол.