Королева соблазна - Оливия Гейтс Страница 4

Но в один прекрасный день случилось невозможное. Антонио влюбился. По уши. И Лилиана — женщина, которой он поклонялся, — узнала правду о том, что он начинал с ней отношения с целью разделить и уничтожить ее семью. Теперь Лилиана считает, что он никогда ее не любил. В расстроенных чувствах она сбежала, не дав ему возможности объясниться, и чуть не погибла. Антонио спас ей жизнь, однако не спас ее любовь. Отказ Лилианы был окончательным.

После этого Антонио — виртуозный хирург, человек со стальными нервами — совершенно раскис. Прежний Тонио, чьи эмоции никогда не влияли на его решения, отклонил бы требование Ивана. Но нынешнего Антонио может растрогать его просьба.

Иван хотел, чтобы Анастейша как можно позже встретилась со своей семьей.

Покачав головой, Антонио сказал:

— Я держал ее дольше положенного срока. У меня нет причин запрещать ей вернуться к обычной жизни.

По спине Ивана пробежала дрожь.

— Слушай, Тонио, я бесконечно благодарен тебе за то, что ты сделал для… Анастейши. — Ему было трудно произносить ее имя даже в присутствии друга. Иван назвал ему ее имя, только когда выяснилось, что хирург не знает, как зовут его пациентку. — Я благодарен тебе за то, что она восстановилась и может выйти из больницы. — Он схватил Антонио за руку, когда тот отвернулся. — Но я прошу тебя не выписывать ее.

В глазах Антонио промелькнуло раздражение.

— А ты удосужишься сообщить мне причину своей просьбы?

Расстроенный, Иван сильнее сжал мускулистую руку друга:

— Моя просьба должна быть для тебя достаточной причиной.

Антонио резко высвободился:

— Ты говорил так, когда просил меня ей помочь. Я не задавал тебе лишних вопросов. Я был готов ждать вечно, чтобы ты рассказал мне, почему на нее и ее брата напали и кем тебе приходятся эти люди. Но теперь ты просишь меня соврать, чтобы держать в больнице против ее воли!

— Кто говорит, что это будет против ее воли?

— Она хочет выйти отсюда.

— Она не хочет ничего подобного, — сказал Иван. — И она, естественно, ничего не говорила об этом тебе. Я постоянно нахожусь с ней.

Антонио смерил Ивана взглядом:

— Да, ты с ней. Но я позволяю тебе торчать в ее палате во время моих обходов только из вежливости, как моему лучшему другу, вопреки профессиональной этике и здравому смыслу. — Развернувшись, он зашагал прочь, бросив через плечо: — Не искушай судьбу, Иван.

Догнав друга, Иван схватил его за обе руки:

— Я не просто так настаиваю, Тонио. Ты хочешь выписать ее, потому что она восстановилась физически. Но я знаю, что для нее лучше.

— Твое желание удержать ее здесь противоречит ее потребностям. Ее нужно выписать.

— Ты непревзойденный гений, Тонио, но даже ты не всеведущ. Черт побери, ты ведь не подозревал, что почувствует твоя любовница, когда узнает правду!

Едва произнеся эти слова, Иван захотел отрезать себе язык. В глазах Антонио промелькнула ненависть к самому себе.

Иван опустил руки и тяжело вздохнул:

— Я не должен был об этом говорить.

Антонио отмахнулся от его оправданий:

— Я знал, что она почувствует, поэтому я скрывал правду. Это была моя ошибка.

— А я не желаю ошибаться. Анастейше надо остаться в больнице.

— Если ты так считаешь, то у тебя проблемы с пониманием людских потребностей. Пусть она не просила меня о выписке, но я чувствую: она жаждет вырваться отсюда. — До того, как Иван озвучил очередной довод, Антонио скрестил руки на груди. — Позволь мне напомнить тебе, что твоя специальность — лишать жизни, а моя — сохранять ее. Насколько я помню, мне пришлось не раз спасать твою жизнь. Поэтому в этом вопросе я эксперт.

— Сейчас речь об Анастейше.

— На самом деле в ее случае твой вердикт выглядит еще подозрительнее. Судя по всему, ты дал волю эмоциям, хотя это в принципе невозможно. А поэтому ты вообще не имеешь права принимать за нее решения.

Взгляд голубых глаз Антонио стал ледяным. Иван почувствовал, что его душит разочарование. Он выдохнул, злясь на себя, на Антонио, на весь мир:

— Это такой способ заставить меня рассказать тебе о наших с ней отношениях?

Антонио пожал плечами:

— Прямо сейчас я бы глазом не моргнул, если бы весь мир, включая тебя, исчез или отправился ко всем чертям. Но я не имею права забывать, что я хирург. Как профессионал я обязан сообщить ей, что она может выписаться из больницы. После этого она сама решит, оставаться ли ей здесь. Или ты убедишь ее задержаться. Но я скажу ей правду. Я не позволю тебе сделать ее заложником твоих целей. Либо ты называешь мне убедительную причину ее не выписывать, либо проваливаешь отсюда.

— Ладно, я назову тебе причину. — Иван чувствовал себя так, будто собирался спрыгнуть с обрыва. Он вздохнул. — У тебя есть что-нибудь покрепче кофе?

Антонио отвернулся и зашагал к себе в кабинет:

— Медицинский спирт.

Иван последовал за ним.

— Я забыл, что ты не пьешь.

— Даже если бы я пил, не держал бы алкоголь на работе.

— Ну, мне нужно какое-нибудь средство, прежде чем я расскажу тебе, что произошло со мной до нашей встречи.

— Я могу ввести морфин внутривенно. — Антонио вошел в кабинет, и Иван закрыл дверь. — Хотя тебе, вероятно, понадобится пентотал натрия, чтобы ты рассказал всю правду. Максимальная доза. Как для слона.

Антонио присел в свое кресло.

Иван рухнул на черный кожаный диван.

— Ты по-прежнему вспоминаешь о том, как вколол мне тройную дозу анестезии, вытаскивая шрапнель из моего бедра? Я говорил тебе, что меня не надо усыплять. Но ты меня не слушал.

— Сейчас я тебя выслушаю. — Антонио наклонился вперед, потянулся к кофейнику на столе и налил черный кофе в чашку. Иван знал, что кофе предназначается для него, потому что друг добавил в чашку три ложки сахара.

Проворчав, что кофе — плохая замена виски, он взял чашку у Антонио, сделал глоток, и горячий напиток обжег ему горло.

Антонио откинулся в кресле и бесстрастно уставился на Ивана:

— Ты будешь говорить или снова поведешь себя как молчаливый сукин сын и утаишь от меня свое прошлое?

Иван фыркнул:

— Как будто ты чем-то лучше меня. Ты все узнал о своей семье и ничего мне не рассказал. Ты готовил идиотский план мести, которая лишила тебя любви всей твоей жизни. Если бы ты рассказал мне, то я, вероятно, спас бы тебя от катастрофической ошибки.

— Ага, конечно. Ты спас бы меня от самого себя.

— Насколько я помню, я спасал тебя в ситуациях, которые должны были закончиться смертью.