Безнадежная любовь - Эльвира Владимирова Страница 4

Аня рано проснулась в непривычном, чужом для нее месте. Богдан спал, повернувшись к ней спиной, все так же в наглухо застегнутой куртке. Она тихо встала, направилась к двери, повернула ключ.

— Ты куда? — раздалось за спиной.

Аня обернулась. Богдан сидел, обхватив колени.

— Домой.

Он промолчал, вопреки ее ожиданиям. Тогда она медленно открыла дверь и вышла, а он упал на кучу одеял и подумал: почему ничего не сказал, почему отпустил ее? Хотя… Почему следовало ее задержать?

Какое-то время он маялся между сном и явью, лежал с закрытыми глазами, вслушивался в случайные звуки и внушал себе, что спит, пока что-то внутри, не терпя возражений, твердо не скомандовало: «Надо встать!» И он встал, снял куртку (ну да, все утром одеваются, а он раздевается), и, словно специально дождавшись этого момента, дверь распахнулась.

— Как дела? — нежно прозвучал обычно резкий голос.

Он отвернулся, досадливо поморщился.

— В порядке. Тебе чего?

Лола уловила недовольные интонации, подошла совсем близко, заглянула в глаза.

— Богдан! — она никогда так ласково не произносила его имя. — А как же я?

— Ты? Что ты? — он не хотел замечать тревогу в устремленном на него взгляде, не хотел понимать. — Ну?

Безнадежно разбившись о стену мрачного равнодушия, ласка съежилась, мгновенно трансформировалась. Извивающаяся в причудливом, завлекающем танце змея взметнулась и показала ядовитые зубы.

— Кого ты привел вчера? — глаза у Лолы привычно сузились, а нежность в голосе сменилась металлом.

— Что ты психуешь, детка? — Богдана, казалось, порадовала резкая перемена, произошедшая с подругой, и он даже благосклонно приобнял ее.

— Как ты мог?

— Ну, будет! Разреши мне немножко поразвлечься. Отдохнуть. От всего. От тебя. Это же временно. Сама подумай. Потом я все равно вернусь к тебе.

Лола оттолкнула его бесчувственную, холодную руку. Он издевается над ней! «Отдохнуть… временно… разреши…» Ему не нужно ее разрешение, он себе сам все давно разрешил. И бесполезно спорить и говорить о чувствах. Он не знает, что такое чувства. И он уже никогда не вернется к ней.

Лола остановилась.

А может, и вернется.

Дня не видела Богдана два дня. Она пообещала ему никогда больше не совершать самостоятельные экскурсии на бывший склад. Красной Шапочке не полагалось забираться в логово страшного Серого Волка, пока он сам коварством и обманом не завлечет ее туда. Но видимо, страшный Серый Волк был сыт или находил себе других жертв. Нельзя сказать, что Аня ни капельки не обижалась на него. Она даже приготовила строгую, осуждающую речь, которую планировала произнести при встрече, и не произнесла.

Как обычно, утром подруги отправились на пляж и, петляя среди аккуратных домиков, совершенно случайно наткнулись на живописную парочку.

Два человека шагали рядом. Лицо Богдана было мрачно и слегка перекошено, как будто у него болели зубы. Лесик прятал хитрые глазки и периодически втягивал щеки, отчего физиономия его смешно удлинялась.

Девчонки с независимым видом проследовали вперед, Аня остановилась.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Да так, — лаконично и неопределенно ответил Богдан, а Лесик, скромно улыбнувшись, объяснил:

— Понимаешь, я Богдану на голову ведро уронил, — за что получил в награду довольно свирепый, не сулящий ничего хорошего взгляд.

Аня усмехнулась и заботливо поинтересовалась:

— Все в порядке?

Богдан посмотрел на нее обиженно и разочарованно.

— Издеваешься?

— Нет, что ты! — Аня мгновенно сделалась серьезной. — Просто… — она хотела сказать, что всего лишь представила это ведро и его, и уголки ее губ вновь поползли вверх.

— Ну ладно! — он не дал ей договорить. — До вечера.

Что он сказал? До вечера?

Аня вопросительно посмотрела на него, захотелось спросить: «Ты уверен? Ты не ошибся? Действительно до вечера? Значит, ты придешь? Придешь ли? Тебя долго не было, и уже начало казаться, будто ты совершенно забыл о том, что здесь, совсем близко, есть я. До вечера?»

Утром, когда предательски брошенное Лесиком ведро гулко ударило где-то в районе макушки и вибрирующий звон (казалось, звенело не ведро, а голова) расшвырял и вытряс наружу все даже самые смутные и потаенные мысли, преодолев первый приступ великой злобы, Богдан вдруг осознал, что больше всего на свете желает покинуть этот мир. Нет, он вовсе не собирался покончить с собой из-за случайно упавшего на голову ведра. Просто хотел уйти от того, что считалось и смело называлось окружающими его жизнью, в которой ему приходилось укрываться зелеными и красными одеялами, помеченными в уголках белыми бирками с инвентарными номерами, в которой на множестве полок совсем не его комнаты лежала лишь пачка чужих сигарет, в которой на голову падали дырявые жестяные ведра. Опять ведра! Вообще-то, оказывается, это ужасное потрясение.

Звон и вибрация раскололи сознание на две части, тут же поссорившиеся друг с другом.

Эй!

Тебе захотелось красоты и уюта? Тебя не устраивает жестяное ведро? Ты думаешь, что гораздо приятнее было бы, если бы тебе на голову упала прекрасная греческая ваза с изображением фрагментов из древних мифов? Глупец! Представь, сколько бы тогда было черепков. От рукотворного великолепия, пережившего множество поколений людей, и от неразумной, сотворенной природой головы, которая не ценит своего и без того короткого века. А тут — оба практически здоровы и отделались лишь непродолжительным звоном в ушах и покореженных ушках. И чувствуешь, что после хорошей встряски все встало на свои места, ты наконец-то осознал, как никчемна и глупа твоя жизнь, пора бы исправиться, взяться за ум.

Ну довольно! Довольно! Ты, зануда, тоже ведь из того мира, который хочется покинуть. А ты помнишь, как было хорошо, когда ее руки касались волос? А помнишь, она чуть не заплакала, когда увидела тебя подонком? Она не поверила в это. Потому и пришла. Ты не думал, что она останется и полночи пронянчится с тобой. А ты все говорил и говорил, потому что боялся: если замолчишь, она встанет и уйдет. Ты не мог ее отпустить. А когда она заснула, убаюканная твоей пустой болтовней, ты бережно уложил ее и даже закутал в одеяло. Ты не представляешь, какое это блаженство — доброта и ласка. Нет, не та ласка, к которой ты привык.

Ха-ха! Ты ли это?

Конечно, я! Кто же еще? Будто ты не знаешь. Дурак! Ничего ты не понимаешь. Я хочу быть с ней.

Боже мой! Вот так новость! Ты считаешь, она единственная, с кем ты когда-либо хотел быть? Мой жаркий мальчик, ты все так же циничен, а говоришь о какой-то новой жизни. Не ты ли в самое первое свидание наплевал в романтическую душу этой наивной, доверчивой девочки?