Пленница гарема - Джанет Уолч Страница 4

Он с явным удовольствием осмотрел ее стройные ноги и лодыжки, убедился, что ногти прямые. Евнух снова щелкнул хлыстом, пальцем очертил круг в воздухе, давая нам знак, чтобы мы повернули ее кругом, и начал всю процедуру сначала. Он еще раз осмотрел ее длинную шею, задержал взгляд на чем-то похожем на родинку и приказал одному из нас выяснить, что это такое. Это был кусочек грязи. Евнух внимательно изучил ее спину, проводя рукой сверху вниз; достигнув ягодиц, рука застыла. Затем, обняв ее круглую попку одной рукой, он пальцами другой провел по гладкой розовой коже и легко ущипнул девушку. Он осмотрел ее бедра, ноги, хорошо сложенные икры и, дойдя до стоп, кивнул, и я знал, что последует дальше.

Мы повернули девушку лицом к нему. Евнух взял ее одной рукой за колено, а другой провел вверх по внутренней стороне до бедра, пока не достиг того места, где находилась щель, и вонзил в нее два пальца. Девушка от неожиданности вскрикнула, и мне показалось, что евнух собирается отшлепать ее, но он этого не сделал. Он еще глубже просунул пальцы, вытащил и облизал их. Я заметил, что она вздрогнула и опустила голову. Девушка обхватила себя руками, чтобы скрыть свой позор. Мы знали, что ей будет грош цена, если окажется, что она не девственница, и ждали, подаст ли кизляр агаси знак оставить ее. Тот медленно покачал головой в знак одобрения.

— Тюльпан, займись ею, — приказал главный евнух.

Довольный тем, что евнух доверяет мне, хотя я и опасался, как бы чего не случилось, я набросил на девушку одежды, прижал палец к губам, давая понять, что говорить нельзя, и повел ее в бани, где пробыл вместе с ней до тех пор, пока она не стала чистой. Она не мылась уже много недель и тут же охотно покорилась, когда рабыни усадили ее на мраморную плиту и начали обливать водой из серебряного кувшина, натирая ей волосы. Я заметил, что другие девушки смотрят на нее с завистью; им не нравились эти светлые волосы и лазурного цвета глаза и то, что она ведет себя как аристократка. Она не была крестьянкой из России или Кавказа, как большинство из них, и им пришлись не по душе внешность и поведение этой девушки.

Привыкнув к потокам серных паров, девушка печальными глазами огляделась: вокруг нее томно лежало с полдюжины молодых женщин, их шеи скрывали гривы черных волос, темные как смоль глаза сверкали на фоне блестевшей белой кожи. Позади них стояли другие девушки с белым и черным цветом кожи, с обнаженной грудью, скудно прикрытой нижней частью тела и ухаживали за первыми, словно любящие кошки за котятами. В углу две пышные девушки слились в объятиях. Новенькая не сказала ни слова, однако позднее призналась:

— Я была унижена и испугана; кругом все было чужим для меня. Я не понимала, где нахожусь и какой сейчас день. Когда пираты захватили наш корабль, я потеряла чувство времени; часы и календари теряют смысл, когда ими нельзя воспользоваться. Что же касается этого места, то, наблюдая сквозь этот первый густой туман в банях, как женщины ласкают друг друга, я подумала, что оказалась на острове Лесбос или между раем и адом.

Когда купание закончилось, девушка жестом попросила дать ей старое платье и вытащила что-то из подкладки, но ей не дали надеть его. Ее завернули в льняное полотенце, а ноги засунули в черепаховые башмаки на толстой деревянной подошве. Мы пользуемся такими башмаками, чтобы не упасть на скользком мраморе и защититься от пара, который поднимается вверх с пола. Хотя она шла грациозно, ей было трудно устоять на высоких каблуках, и девушкам пришлось помочь ей дойти до комнаты отдыха, где она с удовольствием выпила холодный шербет ^[13]. Она жадно глотала кусочки льда оранжевого цвета, почти не останавливаясь, чтобы перевести дыхание.

В соседней комнате для одевания ей выдали новое платье: она осторожно ступила в тонкие шальвары ^[14], собранные в лодыжках, затем надела прозрачную блузку, через которую просвечивали груди. Казалось, она рада любой возможности прикрыть нагое тело. На нее набросили энтари, длинное шелковое платье с плотно прилегавшими рукавами, собранное так, чтобы выделить грудь. Оно застегивалось только в поясе. К нему полагался простой льняной кушак без украшений; она завязала его под углом на бедрах. Девушка с облегчением вздохнула, когда узнала, что ей не придется носить черепаховые башмаки за пределами бань; как и всем остальным, ей дали вышитые тапочки. Затем я повел ее по коридору к главной надсмотрщице.

Обычно гаремом управляет султанша-мать, однако султан Абдул Хамид давно распрощался с матерью, и нами всеми командовала кахья кадин ^[15]. Эта старая дева, назначенная султаном и именуемая им «матерью», сейчас была владычицей гарема. Она имела право носить серебряный скипетр и пользоваться имперской печатью. Такое дозволялось еще только султану и великому везиру ^[16].

В ее обязанности входило следить за подготовкой сотен рабынь и за тем, чтобы жизнь в гареме протекала гладко. Сорок человек, служившие падишаху ^[17], заботились о том, чтобы его одежда, драгоценности, все необходимое для омовения и купания, сиропы и кофе, стол и стирка одежды, музыканты и рассказчики всегда были под рукой и в полном порядке. Свой штат был и у главного чернокожего евнуха, у каждой из жен, фавориток из наложниц, а также у многочисленных наставниц.

Главной гофмейстерине подчинялись наставницы; все они давно миновали тот возраст, который привлекает взор. Каждая отвечала за определенный участок: Коран, казначейство, приготовление кофе и шербетов, кладовую для провизии, кувшины, писцов, прачечную, гардероб, драгоценности, вышивание, парикмахерскую, церемонии, музыку и больных. Эти же наставницы, в свою очередь, готовили молодых женщин к соответствующей службе. Повезло красивым девушкам, назначенным в штат султана; в отличие от своих повелительниц, никогда не спавших с мужчиной, у тех появлялась надежда, что султан проявит к ним интерес. Если эта надежда не сбывалась, везучих могли отдать в жены важному человеку за пределами дворца — губернатору провинции, паше или офицеру. А когда возникала необходимость, они могли в один день сами стать наставницами во дворце и обогатиться материально, хотя им не повезло в сердечных делах.

Я дал девушке понять, что она должна стоять молча и ждать, пока я не подойду к серебряному креслу. Я низко поклонился и поцеловал рукав кахьи кадин. Потом поднял голову, заметил едва уловимую улыбку на ее лице и понял, что она довольна светловолосой девственницей. Эта девушка была молода, и стало очевидно, что она умеет вести себя в обществе и стоит вдвое дороже любой крестьянки, попавшей сюда.