Мне не забыть - Елена Свиридова Страница 4

Он повернулся к девушке, улыбнулся, она улыбнулась в ответ. Вблизи она казалась еще красивее… Большие зеленые глаза, аккуратный, чуть приподнятый носик, легкий приятный загар, темные волосы, остриженные под мальчишку. Она вполне подходила к стандартам рекламных красоток с журнальных обложек, но что-то было не так. Рекламные девочки никогда не привлекали Юргена, а соседство с этой незнакомкой наэлектризовывало его все сильнее. Ему захотелось заговорить с ней, и он стал мысленно конструировать фразы на русском языке, наиболее подходящие для первого знакомства. Наверное, она русская, хотя, если судить по внешности, вполне может быть итальянкой, испанкой, да кем угодно. И на всякий случай Юрген спросил:

— Do you speak English?

— O-o-o… My english is not good… i am sorry, i am Russian… — она вдруг смутилась, растерянно поглядела на Юргена. — You are American, aren‘t you?

— Я немец, я учился рюсский язык! — произнес Юрген радостно. — Мы будем познакомиться.

Девушка вдруг рассмеялась. Видимо, его фразы на чужом языке звучали довольно нелепо, но это ничуть не смутило Юргена, и он продолжал:

— Мне… звать?

— Меня зовут, — подсказала она.

— Спасибо! Меня зовут Юрген, — произнес он, старательно выговаривая слова. — Я говорил ушасно?

— Замечательно! — искренне обрадовалась она. — Замечательно встретить немца, который говорит по-русски! Меня зовут Валерия.

Им обоим стало весело, и они живо начали болтать на ужасной смеси английского с русским, заполняя непонятные места выразительными взглядами и жестами. Скоро между ними установился какой-то трудноуловимый внутренний контакт, слова потеряли всякий смысл, имело значение только их внезапно возникшее взаимное влечение. Она была так близко, совсем рядом, их плечи почти касались друг друга… Повинуясь естественному мужскому инстинкту, Юрген мысленно начал снимать с нее одежду. Он не спешил, этот процесс доставлял ему большое удовольствие. Под тонким свитером показались худые загорелые плечи, скользя по ним взглядом, он так явственно обрисовал маленькую точеную грудь, плоский, почти впалый живот, что его охватило желание немедленно овладеть ею. Но для начала знакомства это было уж слишком, да и самолет был для этого совсем неподходящим местом. Стараясь подавить в себе желание, Юрген нарочито рассмеялся. Она вдруг смутилась.

— Я говорю что-то не так?

— Нет… Я смеялся своими мыслями!

В это время стюардесса заговорила в микрофон о предстоящем полете. Самолет вырулил на взлетную полосу, громко заработал двигатель.

Валерия возилась с пристяжным ремнем, что-то у нее не получалось. Конечно, Юрген не мог отказать себе в удовольствии помочь ей, и, застегивая ремень, словно невзначай коснулся ее тела. Она едва заметно вздрогнула, или это только показалось ему? Он заглянул ей в лицо и понял вдруг, что именно, несмотря на рекламную внешность, так отличало ее от других. Взгляд — совсем не рекламный, проникающий прямо в душу! Ее взгляд говорил о глубоких чувствах и скрытой печали, одновременно настораживал и притягивал к себе. Юрген подумал, что с ней все может оказаться не так просто, как ему представлялось еще несколько минут назад, и вообще неизвестно, удастся ли уложить ее в постель. Но, несмотря на это, его интерес к Валерии только усиливался. Ему захотелось узнать о ней как можно больше, понять причину ее грусти. Его удивляла и непривычная естественность ее поведения, она смеялась и смущалась искренне. Это было так не похоже на поведение женщин Запада, внешняя раскованность которых бывала чаще всего хорошо продуманной и рассчитанной игрой. Естественные проявления чувств делают человека беззащитным и легкоуязвимым. Юрген хорошо усвоил это с детства. Он был человеком наблюдательным, с богатым воображением, что вообще не очень свойственно большинству молодых немцев. Ощущая свое отличие от многих сверстников — эгоцентричных прагматиков, замкнутых на свою карьеру и самих себя, он стремился выглядеть таким, как все, тщательно маскируя проявления своих чувств под маской обаятельной «белокурой бестии». И, надо сказать, это у него неплохо получалось. Раскрывать свою душу перед другими было не принято в обществе, он это хорошо понимал. В то же время его сложный эмоциональный внутренний мир требовал какого-то выхода, и юноша решил реализовать себя в творчестве. Музыкальных экспериментов ему было недостаточно, и он вопреки благоразумным советам бизнесмена-отца и педагога, матери, выбрал профессию кинорежиссера и уехал учиться в Гамбург. Там он приобрел новых друзей, за годы учебы они создали свою творческую группу и, исколесив почти всю Европу, отправились покорять Восток. Но случилось так, что Восток в образе прекрасной девушки внезапно покорил самого Юргена. Ему было так хорошо рядом с Валерией, ему хотелось, чтобы этот полет никогда не кончался. Он рассказывал ей о своей жизни в Гамбурге, о детстве в родном Бремене, Валерия слушала с интересом, потом спросила вдруг:

— Откуда ты знаешь русский?

— Спасибо мой мама! Она выучиль меня русский. Теперь я мог говорить с тобой!

Валерия улыбнулась, и он, подбодренный ее улыбкой, рассказал ей о том, почему он стал учить русский язык. Главной причиной было его любопытство. Его родители неплохо владели этим языком, и когда они не хотели, чтобы его старшая сестра и он понимали их разговоры, они переходили на русский. Юргену ужасно хотелось узнать, о чем они говорят, и он погрузился в изучение трудного, неведомого ему языка, на котором он до сих пор говорит с ошибками. Занимался он поначалу сам, втайне от родителей, и не очень преуспел в своих занятиях. Тайна его вскоре была раскрыта проницательной мамой, и она, посмеявшись над его безуспешными усилиями, стала помогать ему.

Вернер мирно дремал в соседнем кресле, никто не мешал Юргену с Валерией делиться друг с другом рассказами о столь непохожей их жизни. Прежде Юрген никогда не испытывал потребности в таком общении с девушками, никогда ничего не рассказывал о себе, кроме каких-то малозначительных вещей. Валерия задавала вопросы, непривычные для него. Ей было интересно знать, в каком доме он жил в детстве, в какие игры играл с друзьями, дружил ли со своей сестрой, и ему было приятно отвечать ей. Он не замечал, как летело время, не знал, сколько часов прошло. Ему показалось, что самолет приземлился слишком быстро, им так много еще надо было рассказать друг другу! Он так мало успел узнать о ней! Увлекшись разговором, он даже забыл на время о своем желании близости с девушкой, теперь оно разгорелось в нем с новой силой, и он решил для себя, что они обязательно будут вместе и ничто не сможет им помешать. Все остальное вдруг для него потеряло всякий смысл. Узнав у встречавших деятелей с комсомольскими значками название гостиницы, где ему предстояло жить, он тут же назначил Валерии свидание в баре, вечером, и непременно сегодня! На этом они расстались.

Оставшись одна в незнакомом аэропорту чужого города, Лера ощутила вдруг одиночество. Ей было обидно, что ее разлучили с прекрасным голубоглазым попутчиком, она думала теперь только о предстоящем свидании с ним, и все остальное совершенно перестало ее интересовать. Конечно, наша героиня влюбилась, и справедливости ради надо сказать, что такое случалось с ней довольно редко. Гораздо чаще бывало наоборот — влюблялись в нее. Сама того не желая, эта девушка с необычной, яркой внешностью, острым умом и сложным характером буквально сводила с ума мужчин. Где бы она ни появлялась, они с восторгом и тайным вожделением смотрели на нее, но, попытавшись сблизиться с ней, получали откровенный отпор, а иногда становились всеобщим посмешищем. Валерия не страдала излишним тщеславием, повышенный интерес мужского пола совсем не радовал ее, а, напротив, только осложнял и без того не слишком легкую жизнь. Женщины, естественно, завидовали ей, распускали о ней всевозможные сплетни. В конце концов Лера заработала репутацию надменной гордячки, холодной и бесчувственной, склонной к тайным порокам. «Она, наверное, лесбиянка», — шушукались у нее за спиной. «Тебе легко жить, ты такая правильная, рациональная», — говорили ей в глаза те, на чье нездоровое, завистливое любопытство она не обращала внимания. На самом деле Валерия была по натуре чувствительна и легко ранима, поэтому старалась сохранять определенную дистанцию со всеми, кто пытался с ней сблизиться.