Последний день творения - Элеонора Мандалян Страница 4

* * *

«Наводнения… землетрясения… – ворчал про себя стареющий Город, заново переживая свое далекое прошлое. – Помнится, тогда мне бывало страшно. Земля, Вода и Огонь были несоизмеримо сильнее меня, и, казалось, я никогда не одолею могучего противника, который видел меня насквозь, а я не знал о нем ничего. Но Время перешло на мою сторону, и теперь я – все, а он – ничто. Я нашел управу на Океан, заковав его в циклопические стены. Я заставил умолкнуть Вулканы, проткнув их, как перезревшие нарывы. Я не боюсь больше ни ураганов, ни оледенений. Мне не с кем сражаться. Не у кого отвоевывать пространство и первенство. Враг повержен и усмирен. Отныне и навеки все на этой планете принадлежит мне одному…»

Но отчего же его обитатели становятся все мрачнее? Почему их лица бледны и унылы? Они не хотят даже любить друг друга, не хотят иметь детей. Они не желают больше работать на него. Коварные, неизлечимые болезни подтачивают их изнутри… А разве сам он не болен? Прекрасные сооружения, некогда блиставшие стеклом и металлом, дряхлеют, тускнеют и проседают. Монолитные стены, столетиями сдерживавшие капризы Океана, крошатся, разрушаются под натиском воды и времени. Людям больше не из чего возводить новые постройки, нечем кормить себя и его. Он давно уже начал пожирать сам себя, хоть и понимает, что долго так не продержится.

Но при чем тут Человек в потертой куртке? Почему Город избрал именно его? Не потому ли, что в нем еще живет, наперекор судьбе и логике, как атавизм, как аномалия, потребность любить и быть любимым? Струны его души, с деланные из тончайшего благозвучного материала, истосковались в ожидании нежного, благодатного прикосновения. Но не было сердца, способного извлечь из них мелодию, и они тихо, беззвучно умирали.

Он показал Человеку Принцессу, и струны внутри него встрепенулись, сладко замерли. То было уже совсем иное молчание, наполнившееся невысказанными, рвущимися наружу звуками.

* * *

Так, не ведая ни о чем, Принцесса оказалась вовлеченной в события, вызвавшие в ней растерянность и испуг. Не понимая меры вины своей в происходящем, она впала в отчаяние, заперлась в опочивальне, никого не желая видеть. Она даже подумывала, не казнить ли ей колдуна-звездочета, навлекавшего страшные беды на ее разнесчастный город. К тому же он обращается с ней так, будто она не прелестнейшая из всех принцесс, а бездушная мраморная статуя. Он будто и не замечает ее очаровательного кокетства, ее изящества и грации, дивного шлейфа из ни с чем не сравнимых волос… Да он неблагодарный истукан! Или черный колдун, замысливший предательское злодейство.

Нужно раз и навсегда прекратить ночные посещения башни, решила Принцесса, и для убедительности топнула ножкой. Нужно собрать всех претендентов на ее руку, объявить состязания и сделать, наконец, выбор. А Звездочета на костер!

Она бросилась на широкую, пышно разукрашенную постель, разметав по атласному покрывалу свои оливковые волосы и крепко зажмурилась, чтобы не позволить выкатиться наружу непрошенно навернувшейся слезинке. Слезинке по Звездочету? Или по своей любви к нему? Какие глупости! Разве могут принцессы влюбляться в звездочетов? Детские капризы. Да-да, ведь ее с детства всегда волновала и притягивала самая высокая дворцовая башня, слишком крутая для маленьких ножек винтовая лестница и таинственный человек в черном одеянии, проводивший там в полном одиночестве ночи напролет.

«С детством нужно кончать, и как можно скорее, – думала Принцесса, погружаясь в сладкую дремоту. – Пусть опекун подберет мне старого, умудренного сединами и опытом звездочета, пусть…»

Разноцветные волны поплыли перед ее глазами – голубые, зеленые, розовые. Сначала ей показалось, что где-то под сводами высокого потолка зазвучала музыка, будто там, за декоративными резными капителями, укрылся целый хор невидимых ангелов. Потом божественная мелодия стихла и ей на смену пришла другая, очень странная, незнакомая. Музыка вибрировала, дробилась, рождая тревогу и напряжение. Яркие огни вспыхнули и побежали по стенам опочивальни. Но это уже не были стены.

Огни разбегаются в разных направлениях, сплетаются в гирлянды, замысловатые узоры, контуры неведомых предметов, очертания человеческих фигур. Принцесса, привыкшая к тусклому мерцанию свечей, никогда прежде не видела такого яркого, такого жизнерадостного света. Совсем близко, над ее головой возникли светящиеся очертания обнаженной женской фигуры.

«Кто посмел ТАК изобразить женщину!?» – возмутилась Принцесса, в то же время с любопытством разглядывая странные изображения. И не сразу заметила, что под ними снуют люди… невиданное множество людей, очень странно одетых. Они суетились, куда-то спешили. Одни наскакивали друг на друга, другие ловко лавировали в толпе. Каким-то неведомым образом она оказалась среди них.

«Откуда могло взяться сразу столько людей? – недоумевала Принцесса. – И что они делают?»

Она боялась, что ее собьют с ног, затопчут. А люди шли двойным встречным потоком по ярко освещенным тоннелям. Толпа вынесла ее к самоходной, скользящей вниз лестнице. Пристроившись позади человека в кожаной куртке и в надвинутом до самых бровей кепи, Принцесса обеими руками вцепилась в мягкие резиновые поручни. Она хотела повернуть назад и убежать, но никто не уступил ей дорогу. Лица людей были пусты и равнодушны. Справа и слева два потока таких же пустых, отключенных лиц, поднимающихся вверх. А она не знает, как оказаться среди них, чтобы выбраться на поверхность – туда, где сияет солнце, а воздух свеж.

Ступени чудесной лестницы, сплющившись, исчезли из-под ног, выбросив ее на твердую каменную площадку. Ей не дали возможности остановиться, осмотреться – напиравшая сзади лавина понесла ее дальше, в просторный подземный дворец с высокими сводами. Послышался гулкий, нарастающий грохот, и из черной разверстой пасти с ревом выскочило одноглазое чудовище, длинное, змееподобное, с членистым железным телом. Оно растянулось ао всю длину зала и замерло. И тут Принцесса с ужасом увидела, что брюхо его до отказа набито людьми.

«Так вот для чего сгоняют под землю людей, – догадалась она. – Их приносят в жертву подземному змею!»

Вдруг бока змея лопнули и из образовавшихся щелей гроздьями начали вываливаться спрессованные, измятые, но живые люди. Напрасно она пыталась убежать – людской поток, заставивший ее оказаться здесь, устремился к наполовину опустевшему чреву змея, увлекая ее за собой.

Принцесса зажмурилась. Змей сорвался с места и устремился в узкие, прорытые им подземные ходы – туда, где уже не было ни людей, ни света. Она приоткрыла один глаз, снова зажмурилась, но любопытство взяло верх. Чрево чудовища мягко светилось изнутри. Ее поразило, с каким обреченным, покорным безразличием отдавали себя теснившиеся со всех сторон люди на добровольное жертвоприношение.

Совсем близко, притиснутый к ней стоял Человек в кожаной куртке и кепи. Принцесса мужественно терпела эту вопиющую бестактность только потому, что была уверена, что спит и видит нелепый, фантастический сон. У мужчины было узкое тонкое лицо, небольшая вьющаяся бородка и бархатные, очень умные глаза, в которых застыли тревога и боль, отчаяние и надежда, и нечто такое, чему Принцесса не могла найти определение, но что глубоко взволновало и тронуло ее. Ей ужасно захотелось, чтобы Человек в кепи и потертой куртке обратил на нее внимание, заглянул ей в глаза. Но он смотрел сквозь нее, ведь она была невидима.