Новая Элоиза, или Письма двух любовников - Жан-Жак Руссо Страница 4

Как можно уменьшить к тебе любовь, вседневно умножая почтение? Как могу я истребить прежние мои к тебе чувства, когда ты всякой день заслуживаешь новые? Нет, мой любезной и достойной друг, все то, что мы были друг для друга с первой нашей молодости, мы будем и во весь остаток нашей жизни; и ежели взаимная наша привязанность не умножается, то потому что уже более умножиться не может. Вся разность в том, что я тебя любила как брата, а теперь люблю как сына; ибо хотя мы обе тебя моложе, и при том твои ученицы, однако я тебя несколько и нашим учеником считаю. Научая нас мыслить, ты научился от нас быть чувствителен; и чтоб ни говорил твой философ английский, а сии наставления одно другого стоят: ежели рассудок составляет человека, то чувствование его руководствует.

Знаешь ли ты, от чего кажется, что я переменила с тобой поступок? Не от того, поверь мне, чтоб мое сердце не было всегда равно; а от того, что состояние твое переменилось. Я благоприятствовала вашей страсти до тех пор, пока оставался еще некоторой луч надежды. Но се того времени, как упорство твое получить Юлию, делает ее только несчастною, к вреду бы твоему служило говорить о толи с тобою. Я лучше хочу, чтоб ты был меньше жалости достоин, хотя бы тем и умножилось твое неудовольствие. Когда общее благополучие стало невозможным, то искать его в благополучии того, кто мил, не есть ли все, что остается делать любви безнадежной? Ты не только то чувствуешь, великодушной друг мой, ты исполняешь в самых плачевных жертвах то, чего не делал никогда любовник верной. Отказавшись от Юлии, ты покупаешь покой ее ценою своего покоя, и для нее себя позабываешь.

Едва смею я сказать тебе вздорные мысли, какие мне после сего приходят; однако они утешительны, что меня и ободряет их открыть. Во-первых, я думаю, что прямая любовь имеет такое же преимущество как добродетель, что она награждает за все, чем ей жертвуют, и что наслаждаются некоторым образом в лишениях на себя налагаемых, самым чувствованием того, чего они нам стоили, и причиной, которая нас к тому побуждает. Ты докажешь, что Юлия была тобой столько любима, как она того достойна, и чем более ты станешь любить ее, тем будешь счастливее. Сие превосходное самолюбие, которое умеет воздавать за все трудные добродетели, присоединит свою прелесть к прелестям любви. Ты себе скажешь: я умею любить, с удовольствием продолжительнее и нежнее, которого бы ты не мог чувствовать, говоря: владею тем, что мне любезно. Ибо сие последнее истребляется наслаждением; но первое всегда пребывает; и ты еще им будешь наслаждаться, когда даже не станешь и любить.

Сверх того, если справедливо, как Юлия и ты мне много раз говаривали, что любовь есть самое сладчайшее чувствование, какое только может входить в человеческое сердце, тогда все то, что его продолжает и укрепляет, даже ценою бесчисленных страданий, есть еще добро. Ежели любовь есть желание, которое усиливается препятствиями, как вы же говаривали, то не хорошо, чтоб она была удовольствована; лучше продолжаться ей в несчастиях, нежели погаснуть среди утех. Ваша любовь, я знаю, претерпела опыт обладания, времени, разлуки, и мучения всех родов, она преодолела все препятствия, кроме труднейшего из всех, то есть, не иметь ничего более, что побеждать, и питаться единственно самой собою. Вселенная никогда не видела страсти, которая бы выдержала такой опыт; какое же право имеешь ты надеяться, чтоб твоя страсть могла его снести? Бремя присоединило бы к скуке продолжительного обладания старость и упадок красоты: но оно, кажется, остановилось вашей разлукой вам благоприятствовать; вы будете всегда в цвете лет друг для другая вы, будете непрестанно видеть себя такими, как вы расставались; и сердца ваши, соединенные до гроба, продлят в сладком мечтании вашу молодость с вашею любовью.

Если б ты не был счастлив, непреодолимое беспокойство могло бы тебя мучить; сердце твое воздыхая жалело бы о утехах, коих оно достойно было; пламенное воображение твое непрестанно требовало бы от тебя тех приятностей, коими ты не наслаждался. Но любовь не имеет таких сладостей, какими бы она тебя не наградила; и чтоб сказать твоими словами, ты истощил в продолжение одного года утехи целой жизни. Вспомни о том письме столь страстном, писанном на другой день дерзкого свидания. Я читала его с движением, которое мне было неизвестно: но в нем не видно непременного состояния души смягченной, а только совершенное беспамятство сердца, горящего любовью и упоенного сластолюбием. Ты утверждал сам, что не испытываются подобные восторги два раза в жизни, и что насладившись ими должно умереть. Тогда-то, мой друг, было совершенство страсти; и хотя бы счастье и любовь все для тебя сделали, однако твой пламень и благополучие к упадку только бы склонялись. Сие мгновение было также началом и твоего несчастия, и твоя любовница была у тебя отнята, в ту минуту, как скоро ты не мог уже новых чувств от ней вкушать; но судьба как будто хотела защитить твое сердце от неминуемого истощения, и оставить тебе в воспоминание прошедших утех твоих, удовольствие сладостнее всех тех, коими бы еще мог ты наслаждаться.