Я пришла издалека - Анна Линн Страница 4

Так можно было нажить себе много врагов. Но я заметила, что он никогда не издевается над теми, кто действительно может ему навредить. Он выбирал жертв не из своего круга, а случайно оказавшихся в числе его знакомых. Признаться, я немного побаивалась своего мужа. В нем странным образом сочетались мягкость, нерешительность, интеллигентность – и какая-то скрытая жестокость, циничный холодок в глазах. Иногда мне казалось, что я совсем его не знаю, что он способен совершить нечто невообразимое… Впрочем, это были лишь фантазии. Ничего невообразимого он не совершал, больных собачек ногой при мне не пинал, а некоторая загадочность только прибавляла ему притягательности.

С тех пор как мы расстались, у меня было несколько коротких романов, которые не принесли мне ничего, кроме разочарований. Я пришла к мысли, что большинство мужчин – грубоватые самовлюбленные типы, начисто лишенные воображения. Среди моих кавалеров были: один фотограф, один геолог, два стилиста, повар и подполковник милиции. С кем-то я встречалась неделю, с кем-то – пару месяцев. Разницы никакой. Они отличались друг, от друга внешностью, возрастом и социальным положением, но сущность была одна и та же. Они даже говорили одинаковыми фразами, и я видела их насквозь. Я поняла, что можно сменить и сотню любовников, оставаясь при этом с одним и тем же скучным среднестатистическим мужчиной.

Андрей был другим, пусть и не совсем положительным героем. И вот после четырех лет замужества и двух лет разлуки я была готова начать все сначала, если только он этого захочет. «Не глупо ли?» – подумала я, изучая свое отражение в зеркале. Оттуда на меня неодобрительно смотрела молодая женщина с зелеными глазами, тонкими губами и темными вьющимися волосами. Закрытое черное платье мягко подчеркивало линии тела. Это платье я купила в прошлом году в Париже, потратив все деньги, которые были с собой. Оно было простым и строгим. Я давно заметила эту странность: чем проще выглядит вещь, тем она дороже. Что-нибудь ядовито-розовое с вышивкой и золотыми пуговицами можно запросто приобрести на каждом углу, а достойную вещь отыщешь только в дорогом магазине, и то не во всяком. Впрочем, это вполне справедливо. Благородство стоит денег.

Андрей должен был оценить мой облик по достоинству. Он заметит и элегантность платья, и неброский макияж (я пользовалась только дорогой косметикой, которая создавала впечатление ненакрашенного лица), и уверенность в себе. Ну вот, кажется, я и приняла его правила игры. Он будет рассказывать свои новости, стараясь меня поразить, а я буду всем своим видом демонстрировать успех и благополучие, которого добилась сама, без всякой помощи. Похоже на военный парад. Ружья и пуговицы начищены, парадная форма отутюжена, специальное парадное выражение лица принято. Вперед, шагом марш!

Он уже ждал меня, развалившись с газетой на синем кожаном диване. Мистер Гиббонс о чем-то беседовал с портье. Его коренастая фигура совершенно не вязалась с цивильным интерьером гостиницы. Ему больше подошли бы зеленые луга и стадо овец, подумала я.

Когда двери лифта с грохотом раздвинулись, выпуская меня в холл, Андрей машинально поднял голову на шум, посмотрел в мою сторону и, как мне показалось, застыл на некоторое время. Придя в себя, сотворил какую-то непонятную улыбку, вскочил и сделал несколько шагов мне навстречу.

– Ты просто неотразима! Мне кажется, раньше я знал совсем другую женщину. – Он незнакомым жестом подхватил мою руку и поцеловал ее.

Я была удивлена и не знала, что ответить. Он считал себя выше подобных комплиментов и в жизни не имел привычки целовать даме руку. Даже в шутку. Похоже, и я знала раньше совсем другого мужчину. Чтобы сменить тему, я неестественно бодро поинтересовалась:

– А куда мы идем?

– В один маленький китайский ресторан. Там подают великолепную утку по-пекински, а еще можно выбрать живую рыбину из аквариума, и тебе ее тут же приготовят. Но я предпочитаю утку. На рыб лучше посмотреть просто так – восхитительное зрелище.

– Согласна на утку. Ты всегда был гурманом, плохого не посоветуешь. К тому же я страшно проголодалась.

Китайская кухня была моей новой слабостью. Эту слабость я привезла из Парижа вместе с платьем и новым ощущением жизни. Мои парижские друзья каждый вечер водили меня в какой-нибудь маленький восточный ресторанчик – индийский, тайский, японский, турецкий… Все это было прекрасно, но больше всего мне понравилась именно китайская кухня. Как удачно Андрей угадал мои вкусы. Или они просто совпали?

Я давно заметила: лучший способ выяснить отношения с кем бы то ни было – это вместе пообедать, не важно, дома или в ресторане. Если представления о вкусной еде категорически не совпадают, тогда наверняка во множестве найдутся и другие противоречия. Значит, люди просто настроены на разные волны. И скорее всего не смогут поговорить ни о балете, ни о литературе, ни о политике. Близость людей или их отчужденность проявляется во всем, даже в такой, казалось бы, мелочи, как гастрономические пристрастия. Меня, например, всегда раздражали мужчины, любящие сладкое. Вид мужчины, пожирающего сгущенку большой ложкой прямо из банки или какой-нибудь несусветный тортик, внушает мне настоящее отвращение, А пить сладкий чай или кофе – это просто абсурд. Зачем, спрашивается, портить естественный вкус благородного напитка?

Андрей не обманул. Утка действительно была великолепна. Все прочие закуски – тоже. Мне понравился интерьер ресторана и костюмы официантов. Очень просто и со вкусом, никаких дешевых стилизаций «под настоящий Китай». Хотя все столики были заняты, казалось, что мы ужинаем втроем, в уютном полумраке. Оценив выбор Андрея и придя в благостное настроение, я была готова стерпеть любую умопомрачительную новость.

Уильям Гиббонс разлил вино по бокалам и начал:

– Я думаю, вам известно, что родословная вашего мужа до недавнего времени обрывалась в середине восемнадцатого века. Именно тогда в Россию прибыл загадочный иностранец, по всей вероятности француз, и был принят гувернером в семью мелкопоместных дворян. В брачном свидетельстве тысяча семьсот пятьдесят второго года он записан как Иван Бесчастный… В России он прижился, завел семью, судьба его потомков более или менее ясна – Эндрю несколько лет работал в русских архивах и собрал практически все документы. А вот что было до того, как этот Иван Бесчастный попал в Россию, выяснить не представлялось возможным. До тех пор, пока нам в руки не попало одно любопытнейшее письмо.

– В мой прошлый приезд Гиббонс показывал мне, как работают местные архивы, – Андрей не выдержал и перебил его по-русски. Спохватившись, извинился, и продолжил: – Оказалось, у них тоже хранятся горы несистематизированных документов, и если среди них затерялось нужное тебе письмо – ни за что не найдешь. Мы и начали рассматривать одну из таких папок, перебирать документы, обсуждая, для чего мог бы пригодиться тот или иной. Большинство из них, конечно, были бесполезны. Какие-то открытки с поздравлениями, сомнительные любовные стишки… И вдруг… – тут Андрей сделал паузу, точь-в-точь по Станиславскому, глотнул вина, – я вижу письмо, датированное тысяча семьсот сорок шестым годом. Пишет некий деятель из английской тайной службы своему агенту в Кале. И пишет, что необходимо принять все меры к тому, чтобы схватить предателя, некоего Джона Рэндалла, который пытается сбежать во Францию под именем Жан Бошам.