Принц теней - Рэйчел Кейн Страница 4

– Разумеется, болван. Иногда я думаю, что я единственная из Монтекки, кто все еще обладает здравым умом. Слабые мужчины и глупые женщины – вот то, что от нас осталось сегодня.

Она снова окинула меня холодным внимательным взглядом.

– Твой кузен либо сошел с ума, либо просто непозволительно глуп. И твоя прямая обязанность остановить его, прежде чем он покроет несмываемым позором себя и этот дом. Он – наследник, и его нужно держать в рамках. Разве это не очевидно?

Это была самая опасная часть нашего разговора – я почувствовал это: старая ведьма могла не обратить внимания на ложь, но она чуяла любое сомнение, словно стервятник гниющую падаль.

– При всем моем уважении, я не уверен, что это возможно, – произнес я. – Ромео юн. А юность всегда идет рука об руку с безумством – это вполне ожидаемо.

Мои слова вызвали у нее горькую усмешку.

– Ах да, ты же на целый год старше Ромео. И конечно, с высоты твоих лет можешь снисходительно судить о подобных вещах. Но ты никогда не был глуп, надо отдать тебе должное. У тебя в крови лед – я думаю, это ты унаследовал от своей матери-иностранки.

Я бы сейчас душу отдал за лед в крови: жара в комнате была просто невыносимая, словно мы заживо попали в ад, в объятия к дьяволу. Камзол у меня промок от пота насквозь, я чувствовал, как пот струится у меня по волосам, словно кровь. И святой боже, служанка бросила в огонь новую порцию поленьев! Комната наполнилась запахом разогретой плоти и тлеющей собачьей шерсти, смешанным со слабым ароматом духов старухи.

Старухе не стоило упоминать о моей матери.

– Ромео не просто глуп – глупость я могла бы простить, – продолжила бабушка после продолжительного молчания. – Ходят слухи, что он посвящает стихи распутной девке из дома наших врагов. Это крайнее проявление безумия, и оно может сделать наш дом посмешищем. А это недопустимо.

Ее скрюченные, похожие на птичьи когти пальцы впились в подлокотники кресла… не обычного кресла: это было единственное в своем роде кресло, с тяжелой спинкой и из разных сортов древесины. Она приказала сделать его, еще когда была молодой синьорой Монтекки, и говорят – а я в это верю, – что она приказала сделать его из сломанных дверей дворцов ее врагов. Эти дворцы теперь пусты и лежат в руинах, их населяют только тени и призраки, а она превратила остатки их баррикад в трофеи, которые положила себе под зад.

Мы не зря боимся бабушку.

Итак, Ромео пишет стихи.

Зная его, я легко могу в это поверить, хотя он не и не говорил мне ничего о подобных глупостях.

– Даже если это правда – это просто любовная лихорадка, временное увлечение. Это скоро пройдет.

– Пройдет? Вот как?

Она вздрогнула и щелкнула пальцами, служанка бросилась укрывать плащом с меховой опушкой ее колени, в то время как я плавился от жары, потому огонь пылал в камине в полную силу.

– А что ты запоешь, если я скажу тебе, кому он царапает эти свои вирши? Что, если я скажу тебе, что это Капулетти?

Я не смог сдержать выражение изумления на лице.

– Что? Кому же из них?

– Я слышала, что Розалине. Этой убогой.

Она нетерпеливо щелкнула пальцами, как будто желая уничтожить этим щелчком Розалину. А вот я ее мнения о девушке не разделял. Я видел ее темной безлунной ночью несколько месяцев назад – и она заслуживала того, чтобы отнестись к ней со всей серьезностью.

– Если у него любовная лихорадка – она может быть заразна, и весь дом наполнится этой мерзостью. Ты должен положить конец этому безобразию – возьми себе в помощники того мальчика из дома Орделаффи, Меркуцио. Он довольно смышленый, и ему хватит смелости, если дело дойдет до мечей. И вот что главное: если стихи действительно были и вышли за пределы этого дома – вы должны вернуть их. Нельзя допустить, чтобы имя Монтекки стало объектом для уличных насмешек. – Старуха сверлила меня недобрым взглядом. – Я знаю все о твоих ночных похождениях, мой мальчик, и я закрывала на них глаза, потому что они меня устраивали. А теперь побегай-ка на моем поводке. Забери эти письма у девки. И чтобы тихо.

Почему-то я совсем не удивился тому, что бабушка знает о моей тайной карьере Принца Теней.

– А если я откажусь?

В повисшем молчании я слышал, как шипят в очаге и лопаются поленья. Слуги застыли на месте и уставились на меня с нескрываемым любопытством. Никто никогда не перечил старой ведьме. И я сам удивлялся тому, что сейчас делал: видимо, дело и впрямь было в моей матери.

– Тогда, Бенволио Монтекки, – произнесла старуха спокойно, – тобой заинтересуются люди герцога Эскала. Я слыхала, они давно и безуспешно разыскивают какого-то неуловимого ночного вора.

– Вы не сделаете этого. Это опозорит наш дом и моего дядю.

Она равнодушно пожала плечами.

– Возможно, твоего дядюшку давно пора приструнить. Но если ты сделаешь то, о чем я прошу, мальчик, – я сохраню твой секрет. Твой кузен будет спасен, твоя собственная репутация не пострадает – и, само собой, ты сможешь продолжать то, что делал.

– Само собой, – повторил я.

Она загнала меня в ловушку, и все мои попытки вырваться из нее были обречены на провал, даже если бы я отгрыз себе ногу.

Она поставила меня в безвыходное положение.

– И помни: с этого момента ты отвечаешь за Ромео и за любые его ошибки. Мы договорились.

Я не хотел быть ответственным за глупости, которые совершит Ромео. Сейчас это любовь к девушке из дома наших самых заклятых врагов. А на следующей неделе он может влипнуть во что-нибудь еще более возмутительное и опасное. Мне вовсе не хотелось стоять у него за плечом в роли ангела-хранителя, как требовала бабушка… но по выражению ее глаз я понимал, что выбора у меня нет. Опять нет.

Я очень надеялся, что где-нибудь среди горячих теней этой комнаты витает и мой собственный ангел-хранитель, потому что недовольство Железной Синьоры – это очень опасная вещь, даже если у тебя в венах течет кровь Монтекки. А я не был избалованным отпрыском рода Монтекки – им был Ромео, наследник. Я был старшим из кузенов, рожденным от сомнительной матери-чужеземки. Я был самым благоразумным, самым надежным – тем, кто должен брать на себя все заботы Монтекки.

Неудивительно, что по ночам я мстил за свои обиды, грабя тех, кого ненавидел. Разве у меня был другой выход?

Моя бабушка восседала на своем троне из сломанных дверей, за которыми когда-то скрывались ее ныне поверженные враги, и одаривала меня тем, что сама она, должно быть, считала примирительной улыбкой. От этой улыбки сам дьявол задрожал бы в ужасе.

– Что ж, дело сделано, и теперь я не услышу более глупых сплетен о твоем кузене. А сейчас – расскажи мне, дитя, какие нынче ходят слухи? О чем болтают на площади?

Она до сих пор живет сплетнями, а мы все – ее уши и глаза.