Мистер Обязательность - Майк Гейл Страница 4

— Эй, приятель! — оборвал мои кондитерские размышления приземистый юнец, стоящий за прилавком. — Ты их покупать-то собираешься, или как?

— Что? — с трудом возвращаясь на землю, переспросил я.

— Ты уже десять минут таращишься на шоколадки, — заявил он, барабаня пальцами с золотыми печатками по кассовому аппарату. — Ты их покупаешь или взвешиваешь?

— Я раздумываю над тем, какая из них мне больше нравится, — беспомощно ответил я. — Это, знаешь ли, непростой выбор.

— Теперь уже простой, — с угрозой в голосе сказал парень. — Эти шоколадки в кашу превратились, пока ты их мусолил. Значит так, уйдешь, когда заплатишь за обе.

— Если бы все было так просто, — едва слышно пробормотал я.

Протянув парню монету в один фунт, я дождался сдачи и направился к выходу.

— Эй, приятель! — догнал меня его голос. — Ты не взял свои шоколадки!

— Я знаю, — вздохнул я. — Оставь их себе. Мне никак не выбрать, так что пойду домой и съем обычный тост.

Путь от станции «Клэпхем-Коммон» до «Хай-гейт» [4]пролетел незаметно, так как я сосредоточенно думал о Предложении. Мы с Мэл уже так долго были вместе, что жизнь без нее я представить себе просто не мог. Впрочем, искушать судьбу все равно не следовало — как говорится в пословице, не чини то, что не сломано. А что если что-то давно поломалось, просто я этого не заметил? Мэл и вправду столько раз заговаривала о совместной жизни, что я со счета сбился, хотя это и не мешало мне каждый раз старательно избегать этой скользкой темы. Мотив у меня был один: не живя вместе, мы никогда не поймем, что жить вместе мы не можем. Ибо в тот момент, когда люди это осознают, они расходятся, а мне этого не хотелось. Не буду спорить — логика довольно заковыристая, но все же логика. А сейчас, кажется, наступил момент, когда от ответа уже не увильнуть.

Большинство женщин не стали бы меня терпеть четыре года и бросили бы гораздо раньше. Я прекрасно осознавал это, как, впрочем, и то, кому из нас двоих повезло. Мэл жила в шикарной квартире в престижной части Клэпхема, в то время как я снимал «ничего-себе-квартирку-если-конечно-вы-не-против-лужи-на-кухне» в Масвелл-Хилле на пару со своим другом Дэном. Мэл ждала потрясающая карьера в рекламном бизнесе, а я перебивался с хлеба на воду в ожидании (слишком уж затянувшемся) стремительного взлета на поприще комедиантства.

Иногда мне было даже жаль Мэл — ведь ее жизнь могла сложиться в сто раз лучше, влюбись она в какого-нибудь нормального парня. Вместо этого она влюбилась в меня и по сей день расплачивается за свою ошибку. В периоды обостренного уныния я мучил себя воображаемыми картинами встреч Мэл с подружками после работы. Они, наверное, рассказывают друг другу об успехах своих парней, о повышении зарплаты, продвижении по службе и тому подобном. Единственное, чем могла поделиться Мэл, это историей о том, как восемь месяцев назад я заработал 42 фунта за небольшой скетч о бороде Ричарда Брэнсона [5], написанный мною для юмористической передачи на «Радио-4». Я представлял себе жалостливые взгляды ее подруг, в которых сквозило: «Бедняжка Мэл, не везет ей с мужиками».

Должен признаться: Мэл ни разу не пожаловалась на судьбу. За все эти годы она ни разу не предложила мне бросить комедиантство и найти нормальную работу. Более того, она даже умудрялась гордиться мной.

«Это одна из причин, по которой я тебя так люблю, — заявила она после провальной вечеринки в Манчестере, на которой большая часть моего выступления пролетела мимо ушей присутствующих гостей, явившихся на Ежегодный Бал крампсэльских пенсионеров. — Я знаю, что однажды ты прославишься. Просто знаю — и все. Я в тебя верю».

А затем с улыбкой добавила: «И тогда я захочу «феррари»».

Признаться, иногда мне самому было трудно в себя поверить. Подозреваю, что шансы Мэл на получение «феррари» равняются ее шансам завладеть телевизионным пультом. То есть — нулю.

Чертовски трудно быть последним в списке, умолять агентов дать возможность выступить и наблюдать за успехом других комиков, чей талант не идет ни в какое сравнение с твоим. Это разбивает сердце. И тем не менее именно истории чужих успехов дарили надежду: истории про таких же, как я, комиков, которые после пятнадцати лет жизни на пособии все-таки добивались омытой потом, кровью и пивом эдинбургской премии Перье [6].

Конечно, палка была о двух концах. На другом ее конце (о котором обычно умалчивалось) находились толпы безвестных комиков, так ничего и не добившихся и в конечном счете пополнивших ряды учителей, бухгалтеров, банковских клерков и строителей, живущих в реальном мире без надежд и иллюзий. Чего я боялся, так это оказаться в реальном мире. Мы с Дэном, моим бывшим соседом по общежитию, тоже комиком, в свое время условились: если к тридцати годам мы так и не добьемся успеха — займемся делом. Сперва, правда, граница проходила за двадцатью восьмью годами, но время пролетело так незаметно, что пришлось добавить пару лет отсрочки. Не знаю, как Дэн, а я себя в роли бухгалтера не представлял.

Домой от Мэл я добирался больше часа. Через пару минут после отправления с «Гудж-стрит» машинист сообщил, что на «Варен-стрит» произошла авария, и мы застряли в подземке до «поступления дальнейшей информации». «Дальнейшая информация» последовала, как водится в таких случаях, через добрых двадцать минут, после чего мы вновь тронулись. Из-за этой задержки, а также ссоры с Мэл и внезапного осознания того, что из-за Предложения я не получил обещанного китайского ужина, мое неприятие мира достигло апогея.

В четверть одиннадцатого я вошел в свой дом. Дэна не было. Пройдя прямиком на кухню, я обнаружил на холодильнике записку. Из нее явствовало, что Дэн отправился пропустить стаканчик с некой Натали. Налив себе пол-литровую кружку «Рибены» [7], я достал буханку хлеба. Наступило время делать тосты.

Я очень люблю тосты. Честное слово. Я вообще считаю, что тосты — это лучшая еда на свете. Берете простой кусок белого хлеба (ни в коем случае не черного), опускаете в тостер (Что это? Да это же тостер! А что он делает? Он делает тосты!), и через пару минут у вас в руках полноценная еда. Вы можете водрузить поверх тоста практически все, что найдется в вашем холодильнике, и результат всегда будет отменным. «Да и вообще, — подумал я, наблюдая за двумя подпрыгнувшими ломтиками, — в тостах гораздо больше смысла, чем в шоколадках».

Я вошел в комнату с тремя горячими тостами на тарелке, опасаясь испортить свое хрустящее лакомство, слишком остудив его. Нажав кнопку автоответчика, я обнаружил только одно сообщение, оставленное моей матерью. Она распространялась по поводу своей нелюбви к автоответчикам вообще и к нашему в частности, и кроме того, она понятия не имела, кто такой Роберт де Ниро. Озадаченный ее словами, я прослушал исходящий текст и, понятное дело, услышал голос Дэна, повествующий о том, что «вы попали к Роберту де Ниро», и предлагающий оставить сообщение после сигнала.