Тет-а-тет - Елена Гайворонская Страница 4

Евгения досадливо морщилась и делала рукой выразительный жест, словно отгоняла надоедливую муху.

– У меня все под контролем. Хочешь, отвечу любой билет?

Не дожидаясь ответа, она притащила учебники русского языка и геометрии, листок с вопросами и заставила Максима ее экзаменовать. Без запинки доказала теорему о подобии треугольников, рассказала про знаки препинания в сложносочиненных предложениях, начертила схему предложения. После этого обернулась к матери с торжествующим видом и нахально показала язык.

– У тебя хорошая память, – с уважением сказал Максим.

– Да, память у нее отличная, – подтвердила немка. – Еще в детстве с ходу запоминала большие тексты и иностранные слова. А грамматику она просто схватывает на лету.

– Тоже в иняз пойдешь? – спросил Максим девчонку.

– Наверное, – кивнула она. – Впрочем, я еще не решила. Я думаю.

– Ты бы Максиму город показала, что ли, – подсказала Екатерина Григорьевна.

– Что его показывать? Это что, трусики? – удивленно приподняла брови Евгения. – Вот он, иди и смотри.

– Женя, что за пошлые остроты! – негодующе воскликнула немка. – Я бы попросила тебя впредь воздерживаться от подобных шуточек. Как не стыдно, да еще в присутствии мальчика!

Евгения хихикнула. Макс тоже прыснул. Женькина непосредственность и смешливое лукавство его забавляли. В ней не было нарочитого кокетства и выпендрежности, которые, возможно, появятся позже. Она не играла во взрослую, не старалась казаться старше и опытнее, чем обычно грешат девочки-подростки. Она была самой собой – упрямой, своенравной, независимой, энергичной, прямолинейной. Казалось, все ее маленькое существо говорило: «Вот я, такая, какая есть. Принимай или уходи». Иногда, возвращаясь домой в гремящей электричке, Макс ловил себя на том, что под стук колес думает о Евгении. Ничего конкретного. Просто вертятся в голове ее рыжие волосы, кошачьи глаза, угловатые жесты, открытая улыбка…

Как-то в очередной приезд Максима стены комнаты содрогнулись от беспощадного стука. Кто-то молотил молотком так, что все вокруг дребезжало и грозило обрушиться.

– Евгения, перестань! Ты мешаешь заниматься! – крикнула немка. И пожаловалась: – Голова уже трещит!

– А что случилось? – поинтересовался Максим.

– У Женьки в комнате оборвался карниз, – объяснила Екатерина Григорьевна. – Она взялась сама его повесить. Я говорю: надо вызвать плотника, под потолком проходит бетонная балка, ее просто так молотком не возьмешь. А Евгения не слушает. Такая упрямая! – И добавила с неожиданной гордостью: – Вся в отца.

Максим никогда не спрашивал про немкиного супруга: неудобно. Сейчас он вопрошающе посмотрел на учительницу. Та поняла немой вопрос и ответила:

– Я ведь давно вдова. Мой муж, Володя, умер, Царство ему Небесное. Золотой был человек. Сгорел от рака желудка, как свечка. А все, что было после, – не то и не так. Пыталась, да не получилось. Может, это и к лучшему. Я ведь невольно всех с Володей сравнивала… А Евгения очень похожа на отца. Такая же рыженькая…

Губы Екатерины Григорьевны задрожали, и Максим вдруг осознал, что бывает боль, которую невозможно изжить до конца, она всегда с тобой, как воздух, как день или ночь. Можно забыться, но не забыть. Можно продолжать двигаться, петь, смеяться, снова любить, но в самом тайном уголке души хранить частичку померкшего света, который и дает силы жить дальше. Он застыл в молчаливом преклонении перед этим светом памяти, перед самим фактом его существования. Ему захотелось как-то помочь, что-то сделать для этой стойкой маленькой женщины.

– Давайте я попробую, – решительно толкнул он дверь в комнату Евгении, где до той поры не бывал ни разу. Окинул все вокруг быстрым взглядом. Сразу видно: девичья. Обои в мелкий розовый цветочек, на узкой этажерке – мягкие игрушки, рядом с учебниками – маленькое подвесное трюмо с полочкой, заставленной всякими банками-склянками. Узкая кушетка у окна под сбитым велюровым покрывалом с оборками, поверх раскиданы глянцевые журналы, на стенах – портреты тощих манекенщиц в экстравагантных нарядах вперемешку с любительскими фотографиями в картонных рамках: оранжевый закат на море, желтоглазые ромашки, смешливые девчонки, полосатая кошка с глазами как у Евгении.

– Женька снимала, – мимоходом пояснила Екатерина Григорьевна. – Это ее хобби. Фотоаппарат ей хороший в Германии купила.

– Здорово, – искренне похвалил Макс.

Раскрасневшаяся от усердия, с прилипшими ко лбу рыжими прядями, выбившимися из стянутого резинкой конского хвоста, в затертых до дыр джинсах и растянутой футболке Евгения балансировала на подоконнике с молотком в одной руке и длиннющим гвоздем в другой. Несколько покореженных согнутых гвоздей уже валялись на полу. Возле босых пальцев с выкрашенными ярко-розовым лаком ноготками стояла жестяная банка из-под кофе – в ней смиренно ожидали своей участи остальные гвозди.

– Привет, – буркнула через плечо Евгения, приставила гвоздь к изрядно побитой стене и прицелилась молотком.

– Ну-ка, слезь, отдохни, – коротко распорядился Макс.

Евгения попыталась спорить, но он стащил упрямую девчонку с подоконника, за что получил несколько щипков, подзатыльник и две царапины на шее.

– Ох и вредная же ты, – покачал головой Макс, потирая шею. – Дрель в доме есть? А лучше перфоратор.

– Инструменты на антресолях, – сказала Екатерина Григорьевна. – Женя, принеси табуретку.

– Сам возьмет, – надулась Евгения. Уселась на кровати, обхватила руками колени, гневно сверкнула исподлобья потемневшими глазищами.

– Чего злая такая? – удивился Максим. – Помочь же хочу.

– А руки зачем распускать?!

– Ну, ты ребенок! – рассмеялся он. – Как тебя еще было с окна согнать? Всю шею расцарапала. Больно же. Что теперь своей девушке скажу?

– Так тебе и надо, – еще больше разозлилась Евгения. – Вот свою девушку и хватай. В другой раз укушу, понял?

– Понял, – снова хохотнул Макс.

– Ничего смешного!

– Жень, ну как тебе не стыдно? – укорила немка. – Мальчик помочь хочет. Вот стремянка, полезай.

Максим залез на антресоли, чихая от пыли, нашел старую сумку с инструментами, вытащил дрель и подходящее сверло.

– Дюбеля нужны, – сказал он. – Есть поблизости хозяйственный магазин?

– Есть, есть, – засуетилась немка. – Только мне так неудобно…

– Да все нормально! – заверил ее Макс. – Работы-то здесь на десять минут.

– Евгения, сходи с Максимом в «Стройматериалы», – тоном, не терпящим возражений, приказала Екатерина Григорьевна.

– Ладно, – неохотно согласилась Евгения. – Выйди, я переоденусь.

Через минуту Евгения вышла из комнаты в новых джинсах и клетчатой рубашке на мужской манер, оправила волосы, сунула ноги в мокасины, скомандовала: