Вальс одиноких - Галина Врублевская Страница 4

Амосов и сейчас смотрелся на сцене великолепно, это место подходило ему лучше всего. Элегантный костюм песочного цвета, бордовый галстук, бежевые туфли – он был похож на диктора с телеэкрана. Правда, заметная полнота да глубокие залысины на висках размывали некогда романтический облик Владимира. Он выглядел почему-то старше ровесников. Иветта ощутила легкую боль в душе. Стареют все, это понятно, но Володя… Почему для него время не сделало исключения? Амосов низко, в пояс, поклонился учителям, затем повернулся к залу и характерным жестом предложил всем поприветствовать учителей. Зал встал, и всплеск аплодисментов раскатился по рядам – запоздалая благодарность наставникам. Но Иветта выпала из реальности. Ей казалось, что овация адресована только ему, артисту Владимиру Амосову!

* * *

Торжественная часть в актовом зале закончилась, выпускники разбегались по школьным кабинетам. Иветта, как и прежде, замыкала группу соучеников.

Никто не интересовался ее жизнью и делами. Все старались пробиться к знаменитому однокашнику, похлопать его по плечу, подержаться за рукав. Им отвели кабинет истории. Энергичные «мальчики» легко сдвинули столы-парты и выставили припасенные бутылки. Безумно нарядные «девочки» суетились над закуской, наскоро слепливая бутерброды с колбасой и сыром. Те и другие выглядели представительно и интеллигентно: эхом откликнулось воспитание в школе с театральным уклоном, хотя сейчас жизнь большинства не была связана с подмостками. Стол накрыли быстро и с толком: инициативная группа во главе с Жанной заранее позаботилась, чтобы распределить обязанности, сделать закупки. Когда выпили по первой, сумятица первых минут немного улеглась. Но что-то, быть может борозды социальной жизни, отделяло их друг от друга, не позволяя слиться в полузабытое понятие – школьный класс. Выпили по второй. Обстановка становилась все непринужденнее, никто никуда не торопился: впереди целая вечность для общения! Иветте показалось, что взрослые лица бывших одноклассников, слегка пугающие ее, опали как маски. Ребята снова стали похожи на себя прежних, и как в юности, тихой и забитой, чувствовала себя Ива. Она и вела себя соответственно: сидела на дальнем конце стола, чувствуя локоть лишь одного соседа, такого же статиста. Сценой сейчас был противоположный торец, где расположился Амосов и другие успешные выпускники.

Постепенно общее внимание к главному герою ослабело, теперь откровенничали парами-тройками. Обособленность Иветты стала особенно заметной: единственный сосед повернулся к ней спиной. Зато Амосов переходил от группы к группе, одаривая одноклассников толикой внимания. Не обошел он и сидящую на отшибе Иветту.

– Что, Ива, скучаешь? – Владимир присел на пустующий рядом стул.

Иветта растерялась и ничего не ответила. Тогда он задал более традиционный вопрос:

– Как муж? Дети, поди, уже взрослые?

– Школьники, – тихо ответила она.

– Не слышу гордости! – наигранно возмутился Амосов. – А сама как? Где пашешь?

– На обувной фабрике работаю, технологом.

Пока Иветта думала, что бы интересного сообщить о своей работе, Владимир широко улыбнулся и переметнулся к другим ребятам.

«Что ж, хотя бы имя вспомнил», – подбодрила себя Иветта, одновременно понимая, какая она дура: столько лет любить того, кто никогда не думал о ней. Да и о ком думать? По рукам передавалась общая фотография, где она, Иветта, располагалась опять же в крайнем овале-окошке: прилизанные волосы, глуповато-растерянные глаза – такими они становились, когда она снимала очки, – пунцовые угри на лбу. Конечно, на фотографии они незаметны, но Иветте казалось, что все помнят о ее угрях. Она безусловно заблуждалась: каждого в то время занимали собственные прыщи. Сейчас чистой и здоровой коже Иветты могли позавидовать многие одноклассницы. Впрочем, до нее никому не было дела.

Шум за столом нарастал. Теперь, перебивая друг друга, говорили о вещах совсем обыденных. Обсуждали породы собак, осторожно злословили о порядках в государстве, сетовали на низкую зарплату специалистов. Хвастливо упоминали о добытых должностях. И разумеется, судачили о детях, бабушках и дефиците. Обо всем этом можно было говорить в любом месте, не обязательно для этого собираться в школе. Лишь одно печальное событие ненадолго вернуло всех в прошлое: недавно умер их классный руководитель, физик по прозвищу Вольт. Молодой Вольт учил ребят не только премудростям физики. Часто на классном часе он читал стихи, открывая для ребят имена Евтушенко, Рождественского, Вознесенского. Вольта помянули очередной рюмкой, как принято, не чокаясь. Благодаря Вольту Иветта и сама начала писать стихи, хотя так и не решилась их обнародовать. Затем разговор, очертив круг, вернулся к Владимиру Амосову.

Каждая встреча с Амосовым, случайная или запланированная, только расстраивала Иветту Николаевну. Образ, выстроенный в ее душе, рассыпался от соприкосновения с действительностью. В юности она все надеялась, что вот однажды он одумается, прозреет, поймет, какая замечательная она, Иветта, девушка. Что подойдет и скажет: «Как долго я шел к тебе, какой был дурак, что не обращал внимания. Но теперь мы все исправим, еще не поздно». Так она грезила и в восемнадцать, и в двадцать два, когда выходила замуж за другого человека, и даже когда уже родился сын. Но появление на свет дочки отрезвило Иветту. Глупые мечты растворились в мыльной воде огромного таза с пеленками. Постепенно образ Амосова поблек в ее памяти, съежился. Оказалось, что время действительно лечит. Но испытание встречей она не прошла, сейчас ей вновь стало больно. Больно смотреть на того, кто отверг ее когда-то и кто не замечал сейчас. Тем временем Владимир Амосов по просьбе остальных исполнил свой коронный номер: хорошо поставленным голосом с большой экспрессией прочитал стихотворение Есенина «Собаке Качалова», сорвав бурные аплодисменты. Потом в паре с Жанной разыграл какую-то репризу: та выглядела достойной партнершей именитому однокласснику. Вспомнили школьные спектакли, в разговоре всплыли и какие-то проказы, смешные случаи. Иветта тоже вдруг вспомнила эпизод:

– Володечка, помнишь, как нас с тобой выставили из этого самого класса, с урока истории?

Амосов виновато посмотрел на соученицу:

– Хоть убей, Ивочка, не припомню. Да меня редкий день не выгоняли из класса. Однажды чуть из школы не исключили…

И снова воспоминания завертелись вокруг героя класса, не отличавшегося примерным поведением. Иветта незаметно выскользнула из класса. «Никто и не заметит моего отсутствия», – промелькнула у нее грустная мысль.