Идеальный поцелуй - Анна Грейси Страница 4

– Да, сэр Джон. – Грейс подняла руки, чтобы оправить прическу, и вздрогнула, прикоснувшись к грубо покрашенным локонам. Теперь-то никто не признает в ней Грейс Мерридью.

Следуя инструкциям Грейс, служанка бабушки Огасты, Консуэла, постригла ее покороче и покрасила волосы в темно-каштановый цвет. Повинуясь внезапному порыву, она нарисовала на лице, руках и шее Грейс веснушки. Хна так сильно въелась в кожу, что теперь эти веснушки не смывались.

Консуэла заверила бабушку Огасту, что со временем они сойдут. Грейс придется возобновлять их время от времени, но близорукий сэр Джон ни за что не признает в ней мисс Грейс Мерридью, славившуюся своими золотистыми локонами и нежно-розовым цветом лица. Он встречал Грейс всего несколько раз с тех пор, как девочки окончили школу. Возможно, он еще и узнал бы ее, будь она самой собой, но в таком виде, Грейс надеялась, он ее не узнает. Она оказалась права.

Она внезапно почувствовала острую боль от потери своих длинных золотистых волос. Дети Мелли, напомнила она себе уже в который раз.

Грейс не разделяла любви Мелли к детям. Ей нравились дети, но только после того, как они уже начинали говорить и ходить и становились маленькими людьми. Мелли же нравились младенцы, даже самые одутловатые, мокрые и пахучие.

Мечты Мелли были предельно просты. Ей не нужны были лорд, дом в Лондоне и куча денег. Она хотела найти хорошего человека, который любил бы ее, женился бы на ней и подарил ей много детей. Об этом мечтала любая девушка, как казалось Грейс.

Любая девушка, кроме нее самой.

Именно поэтому она решительно настроилась помочь Мелли претворить ее мечты в жизнь. Обрезать волосы ей ничего не стоило. Волосы отрастут снова. А вот мечты – нет. Мечты разбиваются, а иногда это стоит мечтателю жизни.

Лорд д'Акр, Доминик Вульф, владелец замка Вульфстон, мог подавиться своими денежными мешками и пародией на брак.

Грейс спасет свою подругу. Она была Грейс Мерридью, странствующим рыцарем! Она поразмыслила над этим определением и решила, что, возможно, была все же странствующей рыцаршей.

Доминик Вульф проехал последние несколько миль медленно, низко наклонив голову навстречу поднявшемуся ветру. Серые облака сгущались, заволакивая небо. Летние грозы всегда такие бурные и яростные: гром и молния. Он подумал, что успеет добраться до Вульфстона, прежде чем разразится гроза.

Как всегда от одной мысли о Вульфстоне Доминик напрягался. Он хотел бы никогда не видеть этого места. Черт бы подрал этих Петтиферов и их неожиданное решение сюда приехать! Нужно было лучше разъяснить сэру Джону, каким именно было их соглашение. Дочка могла вообразить, что едет осматривать свой будущий дом. Он сжал губы.

Молния прорезала небо, и вдалеке раздался приглушенный раскат грома. Молодой человек взглянул на собаку, плетущуюся рядом. Ее уши недовольно прижались. Шеба боялась грома. Доминик нагнулся, подхватил ее и усадил перед собой в седле. И лошадь, и собака уже привыкли так передвигаться.

Это путешествие было длинным. Если бы он узнал обо всем заранее, то поехал бы в карете. Доминик пытался задержать Петтиферов в Лондоне, но его посыльный вернулся и сказал, что они уже уехали. И если Доминик хотел поспеть в замок прежде них, следовало отправляться верхом.

Теперь уже недалеко.

Он увидел силуэт башни, прорисовывавшейся сквозь листву деревьев. Вульфстон! Доминик почувствовал какую-то странную дрожь. Страх? Злость? Предчувствие? А может быть, и частичка того страстного желания, которое он испытывал в детстве, в то далекое наивное время, когда ему еще не терпелось увидеть Вульфстон. Крохотная частичка, которой удалось пережить его взросление, его знание.

Он отвел взгляд, во рту появился неприятный привкус. Вульфстон. Место, за которое была продана его мать. А теперь и он сам.

Через десять минут Доминик оказался перед огромными железными воротами, висящими немного под углом. Поддерживали их два огромных воротных столба, на вершине каждого красовался оскалившийся волк. К левому была пристроена наполовину каменная, наполовину деревянная сторожка. Она выглядела заброшенной. Ворота были открыты. Приветствуя его? Доминик в этом сомневался.

Опять послышался раскат грома, на этот раз ближе, и его собака задрожала. Доминик направил Экса вверх по тропинке. Прибежище от дождя, вот и все, чем был для него теперь Вульфстон.

Когда Доминик увидел замок, у него перехватило дыхание. Возведенный из местного серого камня, он зловеще возвышался, доминируя над долиной, по которой недавно проехал молодой человек. Он был такой холодный, древний и отталкивающий, дом, привыкший к сражениям и войнам. А также ненависти!

Его родовое гнездо – уродливое и внушающее страх. Оно не стоит того, чтобы пожертвовать ради него чьим-либо счастьем.

Его мать почти никогда не заговаривала о нем. При одном упоминании об этом месте в глазах у нее появлялось затравленное выражение, которое он все детство пытался оттуда прогнать, выражение, которое до сих пор преследовало его.

– Если ты когда-нибудь поедешь туда, ты поймешь, почему я никогда о нем не разговариваю, – сказала она однажды. Теперь он увидел его и все понял.

На подъездной дорожке тут и там между камнями разрослись сорняки. Лужайку перед домом давно никто не стриг. Доминик нахмурился.

Его внимание привлекло движение под кронами дубов, росших в стороне: там расхаживали три серебристые кобылы, выглядевшие бледными и нереальными в предгрозовом освещении. Прекрасные создания с изящно выгнутыми шеями и большими черными глазами.

Арабские скакуны! Невероятно ценные животные. Почему же они бродят тут без присмотра? Главные ворота открыты, они совершенно спокойно могут уйти куда угодно. А может быть, наоборот, забрели сюда?

Одна из кобыл сторонилась остальных. Она двигалась не переставая. Ее живот раздулся до такой степени, что, казалось, вот-вот разорвется.

Доминик нахмурился еще больше. Ни одна лошадь не должна бродить вот так без присмотра, не говоря уже о жеребой кобыле. Особенно когда надвигается шторм. Он оглянулся, но вокруг не было ни души. Странно! В замке должно быть полно слуг.

Доминик посмотрел на собирающиеся облака, грозно нависшие над долиной, и направил коня в глубь двора, к конюшням. Какой-то идиот выпустил кобыл, и его следовало отчитать за это. Жеребой кобыле нужно находиться в помещении, а не бродить в грозу под открытым небом.

Доминик подъехал к парадной двери и дернул за шнурок колокольчика. Он глухо прозвенел где-то внутри, но никто не откликнулся. Если верить книгам отчетности, жалованье исправно выплачивалось, так где же слуги? Сейчас у него не было времени на раздумья, разобраться со всем можно и попозже.

Огромная каменная конюшня находилась за домом, но также выглядела заброшенной. Копыта его коня глухо процокали по пыльным камням. Судя по всему, здесь уже несколько месяцев не было ни человека, ни животного.

Слава Богу, денники были довольно чистыми, а в проходе лежало несколько серых тюков сена, которые внутри оказались свежими и душистыми.