Ангельское личико - Лили Феррари Страница 4

Но человек уже безразлично отвернулся и прошел за двумя своими спутниками в клуб. Девушка, как всегда заинтригованная, наблюдала за ними. Моруцци были в Сохо королями. Они управляли всем — игорными домами, продажей наркотиков, проституцией. Их имя внушало ужас.

— Марионетта! — Обеспокоенный отец стоял в дверях. — Иди сюда, ты простудишься на таком ветру!

Она послушалась и медленно, все еще прижимая к груди фиалки (хоть какое-то разнообразие в привычно тоскливом дне), вошла в помещение. Сразу же пришлось принимать заказы, убирать со столов, а последний посетитель ушел только через час. Пока Томмазо не запер дверь, она смогла поразмыслить над случившимся. Отец сидел вместе с дедушкой и Антонио и пил бренди, когда Марионетта, все еще чистящая мойку, вспомнила про фиалки, положенные ею на сушку. Они слегка подсохли и несколько цветков завяли. Девушка прижала к щеке нежные лепестки. Какие приятные на ощупь, мягкие, ласковые… Она наполнила водой стакан и опустила в него цветы. После чего отнесла их в подсобку, где висело ее пальто, и поставила на маленькую полочку, чтобы не забыть, уходя домой. Затем устало вернулась в кафе.

— Сильвия зайдет за мной в одиннадцать, папа, — сказала Марионетта. — Я вымою пол утром, ладно?

— Да, да! — Отец нетерпеливо махнул рукой, занятый разговором. — Значит, ты говоришь, Моруцци собираются расширить свое дело? — обратился он к Антонио и вместе с Франко наклонился вперед, ожидая ответа.

Антонио, наслаждаясь тем, что временно находился в центре внимания, пожал плечами.

— Так утверждают мои друзья из Центрального полицейского участка. Они говорят, дескать, Барти Моруцци распугал некоторых сутенеров, так что у него теперь на привязи больше девиц, чем у кого-либо в районе. И на Грик-стрит открылся новый клуб… Они говорят, он принадлежит Кармело Моруцци, хотя и записан на другое имя…

— Кармело — это тот, кого мы только что видели? — заинтересованно спросила Марионетта. — Тот самый, кого зовут Пиратом из-за его наглазной повязки?

— Но у них сейчас небольшие неприятности, — продолжал Антонио, как будто его сестра не издала ни звука. — У них был свой человек в Центральном участке, так он недавно сел на три года по обвинению в коррупции.

Томмазо поднял брови.

— Продажный полицейский?

— По-видимому. Он встречался с Кармело Моруцци по пятницам и все ему рассказывал. Потом Моруцци передавал ему коричневый конверт, и они расходились в разные стороны. Очень удобно.

— Кармело? — настаивала Марионетта. — Кармело Моруцци — Пират? Тот, кого мы видели? Он платил полицейскому, чтобы тот ему все рассказывал?

— Не твое дело! — разозлился Томмазо. Этот разговор явно не для ушей молодой девушки. — Ты, вроде, говорила, Сильвия за тобой зайдет в одиннадцать. Я слышал, как пробили часы.

— Значит, если он Пират, — продолжала расспросы Марионетта, — то кто же Барти? Тот, что в черной шляпе?

Томмазо взорвался.

— Нечего интересоваться Моруцци! — рявкнул он. — Тебе достаточно знать, что они скверные люди, способные запросто перерезать человеку горло.

— Тем более… — возразила дочь, осмелев от встречи с проституткой. — Разве не лучше мне знать, кто они, чтобы избегать их?

Молчавший до сих пор дедушка негромко хмыкнул, хотя лицо его оставалось мрачным.

— Она права, Томмазо, — промолвил он. — Как и ее бабушка, она всегда права… Ты уж лучше расскажи ей о Моруцци.

— Зачем? — огрызнулся Томмазо. — Нечего ей проявлять нездоровое любопытство ко всяким преступникам. Только страшные сны будут сниться.

Антонио, раздраженный тем, что внимание всех переключилось с него на Марионетту, стукнул стаканом по столу.

— Да ради Бога, Марионетта, — заметил он, наливая себе добрую порцию бренди под неодобрительным взглядом отца, — их легко различить. Их всего трое.

— И еще отец, — вмешался Томмазо, не желающий уступать пальму первенства. — Не забывай про отца, про Альфонсо, так его зовут.

— Альфонсо… — Старик уставился в пространство, погрузившись в воспоминания. — Альфонсо Моруцци…

— Но сейчас он не показывается на людях, — пояснил сестре Антонио снисходительным тоном. — Ушел на покой. Делом руководят сыновья — А, Б и К.

— Что это значит? — удивилась девушка.

— То, что я сказал. А, Б и К — это их имена. А — Аттилио. Он сейчас большой босс, держится в стороне. Потом Б — Барти, он у них средний, гадостный мужик, как ни посмотри. Нос у него сломан. И еще Кармело — К, тот самый, кого называют Пиратом, он с повязкой на глазу.

— И чем они занимаются?

— Хватит, Антонио! — Голос Томмазо звучал резко. — Она всего лишь девчонка.

Звякнул колокольчик, и в кафе вошла подружка Марионетты Сильвия, все еще одетая в форму билетерши кинотеатра.

— Чао всем! — поздоровалась она. — Ты готова, Нетта?

Девушка сбегала за пальто и, секунду поколебавшись, вынула фиалки из импровизированной вазы, слегка встряхнула их и приколола к пальто. Затем решительно вышла в зал. Брат на мгновение задержал взгляд на поникших цветах, потом посмотрел на сестру. Он улыбнулся, отдав должное ее упрямству, и промолчал.

— Спокойной ночи, папа! Спокойной ночи, Тони! Спокойной ночи, дедушка! — И Марионетта исчезла, радуясь возможности наконец покинуть душное помещение. Она так торопилась, что не заметила, что дед не ответил. Он сидел, уставившись в пространство и погрузившись в воспоминания. Прекрасная Джульетта, Альфонсо Моруцци…

И еще одного не заметила Марионетта в спешке — высокой фигуры, пересекавшей улицу от клуба «Трипл X». Перейдя проезжую часть, мужчина вошел в кафе «Империал». Единственной свидетельницей была кошка Белла, сидевшая на приступочке и сверкавшая желтыми глазами. Только она слышала испуганный вздох мужчин в кафе и только она видела, как рука в черной перчатке повернула табличку с надписью «Открыто» обратной стороной, где значилось «Закрыто», и как человек с черной повязкой на глазу вошел в кафе к семье Перетти.

Держась за руки, Марионетта и Сильвия не спеша шли домой в квартал Сент-Джеймс недалеко от Брюер-стрит. Ни та, ни другая не спешили в тесные квартиры с затхлым запахом, который всегда чувствуется в маленьких перенаселенных помещениях. Никогда не было места, чтобы пригласить друзей или посидеть попозже и поболтать. В гостиной постоянно находились то сестра, то брат, еще не улегшиеся спать, то раздраженные родители. Подружки могли побыть вдвоем, лишь когда поздно возвращались домой по темным улицам Сохо. Они шли, крепко держась друг за друга, и таращили глаза на признаки совсем другой, более интересной жизни вокруг них.

И все же, несмотря на ночную преступность и постоянное ощущение опасности, девушки никогда не променяли бы Сохо на другой район города. Это волшебное переплетение узеньких улочек казалось им лучшим местом на земле, спрятавшимся между магазинами Риджент-стрит, с севера и юга ограниченным шумной Оксфорд-стрит и театрами Шафтсбери-авеню. Девушки любили все достопримечательности и запахи Сохо, начиная с огромных кубов льда, тающих на мостовых рано утром, до последнего забулдыги, выброшенного на улицу из кабака после закрытия. Им нравился запах petits pains аи chocolat, [3]доносящийся из кондитерской мадам Валери, и слабый аромат духов у входов в ночные клубы. Они были счастливы в этом вареве разных национальностей и культур, где можно купить кофе в зернах у алжирца на Олд-Комптон-стрит, свежие макароны у итальянцев на Брюер-стрит и подозрительно дешевые нейлоновые чулки у спекулянтов на рынке, и чувствовали себя свободно, даже когда сгущались сумерки и кафе закрывались на ночь. Как раз тогда выходили на свет Божий люди, принадлежащие ко второму слою общества Сохо — картежники, проститутки, припозднившиеся пьяницы. Девушкам, подобным Марионетте и Сильвии, чересчур заботливые родители все время твердили об опасностях этого ночного мира. Им постоянно напоминали, чтобы они «спешили домой сразу после наступления темноты, нигде не задерживались, ни с кем не разговаривали». Но огни и запахи ночного Сохо казались девушкам куда более соблазнительными, чем знакомый с детства район днем. Так что эти ночные путешествия не только пугали, но и завораживали их, и они не слишком спешили домой, как того требовали родители.