Мужчины свои и чужие - Кэти Келли Страница 4

Эмма устало села на стул в кухне и принялась рассматри­вать свои ногти, которые недавно покрасила. Розовый лак, купленный специально для отпуска, смотрелся неплохо, но не смог замаскировать урон, нанесенный хлоркой, или об­грызенный ноготь. Эмма никак не могла избавиться от этой детской привычки и сгрызла ноготь на указательном пальце почти до основания во время длинного телефонного разгово­ра накануне с матерью. Анна-Мари распространялась насчет жары в Египте, дикости местных жителей, необходимости прикрывать плечи и «сможет ли отец получить там нормаль­ное молоко к чаю». Последнее замечание вызвало у Эммы мысленную картину: отец, пытающийся подоить верблюда, стоит с красным вспотевшим лицом, держа в одной руке чашку, а в другой верблюжью титьку.

«Ладно, кто станет смотреть на твои проклятые ног­ти?» – сказала себе Эмма. Она слишком устала, чтобы об этом беспокоиться. Хорошо бы поспать в самолете по дороге в Египет. Если ей удастся стащить у матери таблетку валиума, она отключится на всю дорогу.

Пока мать возилась у холодильника, Эмма тайком пощу­пала свою грудь через мягкую ткань комбинезона. Она зани­малась этим весь день, доставляя себе огромное удовольст­вие, не имеющее никакого отношения к сексу. Утром в зер­кале ее грудь выглядела больше, чем обычно, она была в этом уверена. Соски стали крупнее, верно? Вне сомнения. Эмма радостно улыбнулась: она беременна! Невозможно описать, какой счастливой она себя чувствовала, когда думала о ре­бенке, ее ребенке. Она вся сияла изнутри, и это сияние пита­лось радостью и чувством облегчения. Облегчения от того, что после долгого ожидания это наконец произошло. Ей хо­телось пуститься в пляс от счастья, но природная осторож­ность останавливала ее. «Не говори ничего, а то сглазишь! Подожди, вот когда будешь полностью уверена, сообщишь Питеру замечательные новости», – говорила она себе. Ей всего-то и нужно пережить ужасную неделю с родителями, а дальше все будет замечательно. Ее тайна поможет ей продер­жаться эту неделю. Одна неделя, подумаешь!

Не обращая внимания на монолог на тему «здесь конь не валялся», она взяла блокнот и принялась писать записку Питу, уверяя его, что любит и будет ужасно скучать.

– Что, мадам, как всегда, изволит отдыхать, пока ее мать работает?

При звуке отцовского голоса Эмма чуть не подскочила. И сразу почувствовала, что в чем-то виновата. Так же с ней всегда бывало, когда на пути попадалась полицейская маши­на с торчащим из окна радаром, хотя сама она тащилась со скоростью тридцать миль в час. Одно присутствие отца наво­дило на нее тоску. Даже сегодня, когда она так радовалась перспективе оказаться беременной.

– Анна-Мари, незачем тебе делать за нее грязную рабо­ту, – заявил Джимми О'Брайен, бросая на дочь недовольный взгляд. – Она достаточно взрослая, чтобы самой заниматься хозяйством. Нечего ей прислуживать.

– Я не прислуживаю, – сказала мать, причем голос ее сразу стал тусклым и усталым. Куда только вся живость поде­валась?

– Мама просто вытерла то, что было разлито, – пробор­мотала Эмма, чувствуя, что портится настроение, как всегда бывало в присутствии отца. – Я только вчера мыла холо­дильник…

Но отец уже не слушал. Подойдя к помойному ведру, он выбил о край табак из трубки и принялся рассказывать жене о своих последних действиях.

– Я заправил машину, проверил накачку шин и добавил пол-литра масла, – провозгласил он. – Так что все в поряд­ке, можем ехать, если ты готова, Анна-Мари.

«Можно подумать, мы поедем в этот проклятый Египет на машине!» – с раздражением подумала Эмма.

Наверное, в сотый раз после того как тур был заказан, она подивилась, какого черта согласилась поехать с ними? Идея принадлежала отцу: роскошный отпуск, чтобы отпразд­новать 35-ю годовщину их свадьбы с Анной-Мари. Эмма никак не могла понять, с чего это вдруг он выбрал такую эк­зотическую страну, как Египет. Последние пятнадцать лет отца вполне удовлетворяли поездки в Португалию, где он ча­сами просиживал в баре, смотрел спортивные новости и громко разглагольствовал о том, как все катится в тартарары из-за футбольных хулиганов и разнузданных молодых девиц, которые носятся повсюду с сумками, полными презервати­вов, и ищут мужиков.

– Потаскушки! – каждый раз мрачно произносил он, когда на экране появлялась группа веселых загорелых деву­шек в футболках и обтягивающих шортах.

Эмма всегда задумчиво смотрела на этих современных девиц, ничуть не сомневаясь, что никто из них не отправился бы отдыхать с родителями, после того как им исполнилось двадцать. До замужества, когда они с Питом выбирались в Теплые места, она всегда врала родителям, что едет с подру­гами.

Но как бы сурово он ни осуждал падение нравов, отцу в Португалии нравилось. Однако в один прекрасный день те­левизионный комментатор так расписал красоты Нила, что изменил все. Джимми заказал кипу брошюр и провел много счастливых часов за воскресным ленчем, зачитывая вслух наиболее интересные отрывки.

– Вы только послушайте! – восклицал он, без зазрения совести прерывая любой разговор за столом. – «Насладитесь красотой храмов Луксора и Карнака. Оба являются велико­лепными образцами древней египетской архитектуры. Неко­торые части храма Карнак были построены в 1375 году до нашей эры». Невероятно! Нам обязательно надо поехать.

К сожалению, под «нам» он подразумевал и Эмму с Пи­том.

– Черт возьми, Эмма, почему они не могут поехать вдво­ем и измываться друг над другом, вместо того чтобы измы­ваться еще и над нами? – в конце концов взмолился Питер, хотя такое высказывание было совсем не в его духе. Он был добрым и душевным человеком, неспособным на гадости, даже если бы очень старался, но даже его легендарного тер­пения на ее родителей не хватало. Ну, если говорить правду, ее папочка испытывал терпение очень многих людей.

– Я все понимаю, любимый, – устало сказала Эмма; ей казалось, ее рвут на части. – Дело в том, что он постоянно говорит об этом и не сомневается, что мы тоже поедем. Он снова начнет зудеть насчет нашей неблагодарности, если мы откажемся.

Больше не было нужды ничего говорить – с той поры, как ее отец дал им с Питом взаймы, чтобы они могли сделать первый взнос за дом, он держал этот долг над их головами, как дамоклов меч. Если в воскресенье они решали пойти куда-нибудь с друзьями, вместо того чтобы обедать с родите­лями, это воспринималось как проявление неблагодарности. Точно так же воспринимался отказ заехать за двухфокусны­ми очками Джимми или отвезти Анну-Мари в магазин, пото­му что она по какой-то неясной причине стала отказываться садиться за руль. Дело шло к тому, что, если в следующий раз Эмма откажется от леденца, потому что ей не нравится его вкус, это будет воспринято как неблагодарность.

Пит насчет поездки больше не распространялся, но Эмма понимала: он хочет, чтобы она сумела хоть единожды вос­стать против отца и отказаться от совместного отдыха. В кон­це концов Эмма предложила компромиссное решение, зная, что будет чувствовать себя виноватой, если оставит Пита на неделю, но будет страдать в десять раз сильнее, если поссо­рится с отцом.