Незнакомец под луной - Джуд Деверо Страница 4

Все смотрели вслед отъезжавшему дяде Бену. Наконец мать Ким сказала:

– Дети, идите играть. Позовем вас к ужину, а потом можете половить светлячков.

– Да, – согласилась миссис Меррит, – идите играть.

Вид у нее был такой, словно она годами ждала, чтобы сказать это сыну.

– А мистер Бертран поучит меня шить.

– Люси, – укоризненно покачала головой мать Ким, – мне следует предупредить, что Бертран использует вас как бесплатную рабочую силу. Он хочет, чтобы вы починили шторы и…

– Знаю, – кивнула Люси Меррит. – Ничего страшного. Я хочу научиться чему-то полезному, а шитье – занятие не хуже других. Как по-вашему, он продаст мне швейную машинку?

– Думаю, он продал бы вам даже собственные ноги. Потому что крайне редко ими пользуется.

Люси засмеялась.

– Пойдемте, я покажу, как заправлять нитку в машину, – предложила мама Ким.

Целых две недели Ким жила там, где, по ее представлениям, находится рай. Они с Трэвисом были неразлучны с рассвета до заката.

Он с таким азартом пустился в развлечения, словно был рожден для этого, что, по словам мамы Ким, было вполне естественно.

Пока они играли в саду, женщины и мистер Бертран шили и беседовали. Люси Меррит сидела за старой швейной машинкой «Бертина» и старательно чинила все шторы в доме.

– Чтобы он мог продать их подороже, – пробор мотала мать Ким.

Люси купила ткань и сшила новые занавески для ванных и кухни.

– Вы платите за квартиру, – напомнила мама Ким. – Не стоило платить еще и за ткань.

– Все нормально. Мне не стоит экономить. Рэндалл заберет все, что я не потрачу.

Миссис Олдредж знала только, что Рэндалл – муж Люси, но ничего больше.

– Хотелось бы знать, что все это означает, – пробормотала она.

Но Люси ответила, что и без того сказала слишком много.

Вечером дети неохотно отправлялись по квартирам. Матери умывали их, кормили и укладывали. Наутро дети снова выбегали в сад. Как бы рано ни поднялась Ким, Трэвис уже ждал ее на задах дома.

Как-то вечером Трэвис сказал:

– Я вернусь.

Ким не поняла, о чем он.

– Я уеду, но потом вернусь.

Она не хотела отвечать, потому что не хотела представлять, как он уедет. Они вместе взбирались на деревья, рылись в грязи, катались на велосипедах. Она бросала мяч, а Трэвис отбивал его бейсбольной битой. Ким очень нервничала, когда вынесла во двор куклу. Мальчики терпеть не могут кукол. Но Трэвис пообещал построить для нее дом, и построил. Из листьев, палочек, а внутри была кровать, которую Ким выложила мхом. Пока Трэвис делал крышу она взяла набор ювелирных инструментов и сделала два ожерелья из пластмассовых бус. Трэвис улыбнулся, когда она накинула на него одну нитку, и наутро снова ее надел.

Когда становилось слишком жарко и было лень двигаться, они вытягивались на прохладной земле, в тени, и по очереди читали вслух «Алису» и другие книги. Ким читала гораздо хуже Трэвиса, но тот никогда не жаловался. Когда она спотыкалась на очередном слове, он ей помогал. Недаром говорил, что хорошо умеет слушать, так оно и оказалось.

Девочка понимала, что в свои двенадцать он гораздо старше нее. Но Трэвис, казалось, этого не замечал. Когда речь шла об учебе, он казался совсем взрослым. Объяснил ей весь жизненный цикл головастика и все насчет бабочек и коконов. И почему у луны бывают разные формы, и почему приходят зима и лето.

Но при всех своих знаниях он совсем не умел «печь блинчики» в воде. Никогда до приезда в Эдилин не взбирался на дерево. Даже локоть ни разу не ссадил.

Вот так и получилось, что они обучали друг друга. Хотя ему было двенадцать, а ей – только восемь, временами наставником становилась она, и это ужасно ей нравилось.

Все закончилось ровно через две недели после того, как началось. Как всегда на рассвете, Ким, еще не до конца проснувшись, выскочила черным ходом и помчалась к крылу где жили Трэвис и его мама.

Но Трэвис так и не вышел. И не ждал ее, как обычно. Поняв, что дело неладно, она принялась колотить в дверь и звать Трэвиса, не заботясь о том, что разбудит весь дом. Во двор выбежала мать в халате и шлепанцах:

– Кимберли! Что ты так вопишь?

– Где Трэвис? – всхлипнула девочка, сдерживая слезы.

– Да успокоишься ты наконец? Возможно, они проспали.

– Нет! Что-то случилось!

Мать, поколебавшись, повернула ручку. Дверь открылась. Внутри никого. И никаких признаков, что здесь кто-то жил.

– Оставайся здесь, – велела мать. – Я узнаю, в чем дело.

Она поспешила к входу, но машины миссис Меррит не оказалось на месте. Было слишком рано будить мистера Бертрана, но мама Ким была так встревожена из-за Люси и ее сына, что, не раздумывая, шагнула внутрь.

Бертран спал на диване, доказывая этим, что подозрения окружающих не были беспочвенными. Похоже, на ночь он не уходил наверх, в спальню. И проснулся мгновенно, всегда готовый услышать хорошую сплетню.

– Солнышко, – пояснил он, – они умчались отсюда в два часа ночи. Я спал без задних ног, и Люси меня разбудила. Хотела знать, можно ли купить старую швейную машинку.

– Надеюсь, вы подарили ей эту древность.

– Почти. Попросил только пятьдесят долларов.

Миссис Олдредж нахмурилась.

– Куда они поехали? И почему среди ночи?

– Люси сказала только, что кто-то позвонил, сообщил, что ее муж возвращается, и ей нужно уехать.

– Но куда? Я должна позвонить ей, убедиться, что все в порядке.

– Она умоляла не звонить и не пробовать с ней связаться.

Он понизил голос:

– И добавила, что никто не должен знать, что они с Трэвисом были здесь.

– Все это звучит очень скверно.

Миссис Олдредж села на диван, но тут же вскочила.

– Господи! Что станет с Ким?! Я боюсь ей сказать. Она будет безутешна! Обожает этого мальчика.

– Славный парень, – согласился Бертран. – И кожа как фарфор. Надеюсь, он сохранит ее такой же и не позволит солнцу ее испортить, Думаю, своей коже я обязан привычке никогда не выходить на солнце.

Миссис Олдредж, хмурясь, пошла к Ким сказать, что ее друг уехал и что она скорее всего никогда его больше не увидит.

Ким отреагировала лучше, чем ожидала мать. Ни слез, ни истерик, по крайней мере на людях. Но прошло много недель, прежде чем девочка стала прежней.

Мать повезла ее в Вильямсбург, чтобы купить дорогую рамочку для единственного снимка, на котором были она и Трэвис. Дети стояли у велосипедов, грязные, и широко улыбались.

Как раз перед тем, как миссис Олдредж щелкнула затвором, Трэвис обнял Ким за плечи, а она его – за талию. Само детство смотрело на нее с этого снимка, который прекрасно выглядел в выбранной Ким рамке. Она поставила фото на тумбочку у кровати, чтобы видеть перед сном и когда просыпается.