Ради милости короля - Элизабет Чедвик Страница 4

– Милорд, я охотно понесу знамя вместо дяди… если вы с ним позволите.

Де Люси крепко хлопнул Роджера по плечу:

– Решать не нам, а святому. Но поскольку вы здесь, перед его гробницей, а не разоряете его земли мечом, полагаю, он уже высказался.

Роджер взглянул на знамя. Золотые нити верхней кисточки чуть развевались от дуновения воздуха.

– Милорд, я хотел бы помолиться.

– Как пожелаете, – кивнул де Люси. – Разыщите меня, когда будете готовы.

Он ушел, бесшумно ступая по полу часовни. Роджер глубоко вдохнул запахи церкви, дарящие душевное спокойствие. Отец высмеивал потребность Роджера в подобных минутах пребывания наедине с Господом. Он говорил, что в церквях засиживаются только монахи, глупые женщины и слабаки с протухшими мозгами. Но Роджер ценил покой и возможность уладить дела с Создателем и обрести уверенность в себе. Его мнение о том, отчего протухают мозги, никогда не совпадало с отцовским.

Молясь, Роджер закрыл глаза, и в темноте перед ним возник образ знамени, реющего на свирепом ветру, и собственной руки, сжимающей древко. За знаменем виднелся Фрамлингем в кольце пламени. Еще дальше, едва различимые, новые башни вставали из пепла. Но что за золото и багрянец пляшут на зубчатой стене? Фамильный штандарт или всепожирающий огонь?

* * *

Гундреда, графиня Норфолк, наблюдала, как ее муж завершает приготовления к отъезду с армией Лестера, и понимала, что необходимо действовать, поскольку другой возможности может не представиться. Гуго далеко за семьдесят, пусть он до сих пор крепок и силен. Он может не вернуться из этого набега. Она знала, что испытывает его терпение, – вон как расхаживает по комнате, красный, словно вареный рак, но пощечина – невысокая плата, если графиня хочет обеспечить наследство своим сыновьям.

– Я знала, что Роджер предаст, – сказала она. – Вы никогда не могли на него положиться, а теперь он доказал, чего стоит.

Гундреда смотрела на мужа из-под прикрытых век, чтобы оценить его реакцию. Получив известие, что Роджер не стал грабить земли аббатства Святого Эдмунда, а собрал отряд верных рыцарей и сержантов [6]и перешел на сторону короля Генриха, Гуго смахнул серебряные кубки с буфета, сорвал портьеру и расколотил о стену скамеечку для ног.

– К чему подливать масла в огонь, женщина? – свирепо глянул на нее Гуго. – Роджер выродок, сын шлюхи, мне это известно и без твоих напоминаний. – Он поставил ногу на сундук, чтобы затянуть крепление шпоры.

Гундреда, сложив руки на коленях, смотрела больше на них, чем на мужа, чтобы не казаться слишком самоуверенной. Он ценил самоуверенность только в тех случаях, когда мог ее раздавить.

– Потому что, муж мой, если он действительно таков, то не должен оставаться вашим наследником. У вас есть два верных сына, которые вдвое отважнее его и во всем вам покорны.

Гуго закончил возиться со шпорой и снова выпрямился, властно расставив короткие ноги. Впервые увидев его, Гундреда вспомнила приземистых псов, какими травят привязанного быка, и минувшие годы только усилили сходство, вплоть до отвисших брыл.

– Я сам решу, кто что унаследует! – прорычал он. – Не нуждаюсь в твоих советах.

– Конечно, милорд, но разве не разумно уладить этот вопрос до отъезда?

– На случай, если я погибну? – Гуго оскалил зубы, в глазах вспыхнуло мрачное веселье.

– Составить завещание, чтобы все шло должным чередом, не повредит. Неужели вы хотите видеть Роджера графом Норфолком после себя? Он пытался убить нашего сына в часовне из-за ерунды… ребячьей шалости.

Гуго выгнул косматую бровь:

– Разумеется, не хочу, но вот в чем загвоздка: с какой стати я должен завещать свое графство неоперившемуся юнцу, который не в состоянии себя защитить?

Гундреда вонзила ногти в ладони, зная, что муж намеренно ее дразнит. Она также знала, что подводить его к мысли о новом графе Норфолке сродни толканию груженной валунами телеги вверх по склону холма.

– Я хочу сказать, что вы не должны оставлять графство никчемному предателю. Вы аннулировали брак с его матерью. – Она бросила на Гуго хитрый взгляд. – Суд может счесть его бастардом.

Гуго со смехом взял плащ:

– Не питай тщетных надежд, женщина. Юлиана – сестра графа Оксфорда и дочь де Клер. Даже полной комнаты золота не хватит, чтобы склонить судью-законника на твою сторону.

– Но…

– Я подумаю об этом, когда вернусь, – отмахнулся он. – А теперь исполни свой долг и проводи нас в путь.

Гундреда едва сдерживала досаду и нетерпение. Хотелось закричать и швырнуть скамеечку в стену – невыносимо чувствовать себя в ловушке, быть бессильной жертвой прихотей мужа. Стиснув кулаки, она вышла из комнаты следом за ним.

Ее старший сын ждал во дворе – он сопровождал отца в качестве оруженосца. При виде Гуона в стеганой котте, с длинным кинжалом на бедре Гундреда задрожала от страха. Борода, которую он недавно начал отращивать, окаймляла лицо редким мягким пушком. Гундреда боялась за сына, но не смела выказывать страх, к тому же была амбициозна. Если она добьется своего, Гуон, а не вероломный поганец Роджер станет следующим графом Норфолком. Гундреда обняла сына, но он напрягся и отстранился. Мужская спесь не позволяла ему проявлять чувства на людях. Морщинки между его бровями были копией отцовских, они однажды навсегда застынут на лице, словно неизгладимое родовое клеймо. Он резко отвернулся от матери и забрался в седло, где она не могла донимать его ласками.

Петронилла Лестер вставила ногу в стремя и села верхом по-мужски. Широкие юбки позволяли ей подобную вольность, а под ними она носила мужские чулки и брэ. Гундреда была шокирована столь бесстыдным поведением. По крайней мере, она умеет вести себя сообразно своему полу и положению.

Когда Петронилла собрала поводья и повернула лошадь, на ее среднем пальце сверкнул большой сапфир. Она выставляла кольцо напоказ все время своего затянувшегося пребывания во Фрамлингеме, и Гундреда горячо надеялась, что она его потеряет.

Когда со двора с грохотом выехала последняя повозка, груженная бревнами и кожами, бочонками стрел и гвоздей, бухтами цепей и веревок, Гундреда вздохнула с облегчением. Она дала привратнику знак закрыть ворота и принялась подгонять слуг, убирающих мусор, оставленный «гостями». Ее младший сын Уилл стоял, ероша волосы и глядя вслед повозке, пока закрывшиеся ворота не лишили его этого зрелища.

– Только не ной! – рявкнула Гундреда. – Ты еще слишком мал.

– Я не ною, – пожал плечами Уилл. – Просто размышлял, что теперь можно пожить спокойно.

Гундреда промолчала, но на ее лице застыла гримаса неудовольствия. Хотя она не желала, чтобы оба сына уехали на войну, тяга Уилла к праздной безмятежной жизни служила источником раздражения и беспокойства.