Очаровательная дикарка - Николь Джордан Страница 4

— Эль, — тихо произнес Дэймон.

Элеонору пронзила боль. Он называл ее этим уменьшительно-ласкательным именем, которое в переводе с французского означает «любимая».

Девушка попыталась задержать дыхание, но ей это не удалось, как не удалось, и вымолвить ни единого слова. В горле у Элеоноры пересохло, и она почувствовала легкое головокружение. Появление Дэймона повергло ее в оцепенение и лишило способности говорить, — ее, девушку, которая никогда не лезла за словом в карман. Черт бы его побрал!

Сожалея о минутной слабости, Элеонора расправила плечи и, снова обретя дар речи, чуть слышно сказала, с королевским величием, слегка кивнув головой:

— Лорд Рексхэм.

В ответ Дэймон галантно поклонился, продолжая при этом внимательно изучать ее.

— Итак, я полагаю, ты будешь держать меня на расстоянии. Что ж, мне стало легче.

— Легче? А чего же вы еще ожидали от меня, милорд? Что я надеру вам уши?

Его губы тронула едва заметная улыбка.

— Насколько я помню, ты так и сделала при нашей последней встрече.

Элеонора вспыхнула. Тогда, два года назад, она чувствовала себя обманутой, и яростная пощечина, обрушившаяся на красивое лицо Дэймона, символизировала окончательный разрыв их помолвки.

— Я признаю, — произнес он, слегка потирая левую щеку, как будто вспоминая о том случае, — что заслужил тогда твое презрение.

— Да, заслужили, — согласилась Элеонора, не до конца успокоившись. — Но можете не волноваться, сегодня вечером я не выкину ничего неподобающего. А сейчас извините, но…

Она уже двинулась с места, но Дэймон, протянув руку, дотронулся до нее.

— Умоляю тебя, останься на минутку. Честно говоря, я пошел на риск, подстроив так, чтобы мы остались наедине и поговорили с глазу на глаз, перед тем как снова окажемся на людях.

Глаза Элеоноры округлились, и, пытаясь осознать услышанное, она удивленно уставилась на Дэймона.

— Так это вы подстроили так, чтобы я осталась здесь, в парке, одна? И для этого через лакея позвали принца Лаззару?! — Она едва не закричала, но тут же взяла себя в руки и понизила тон до колкого шепота: — Поистине макиавеллиевская дерзость!

Слабая улыбка, скользнувшая по лицу Дэймона, была немного грустной.

— Согласен, меня можно обвинить в авантюризме, это так, но я подумал, что нам следовало бы расставить все точки над «i»… К тому же я не знал, как ты поведешь себя, если я подойду к тебе на глазах у всех. Будем надеяться, что ты не толкнешь меня в фонтан или не выкинешь чего-нибудь похуже.

Брови Элеоноры насмешливо изогнулись.

— А почему бы и нет? Тут поблизости есть несколько фонтанов.

Ей показалось, что в ответ на ее шутливую угрозу в его темных глазах промелькнула веселая искра.

— По крайней мере, не спеши вершить возмездие, пока не выслушаешь меня до конца.

Подавить в себе желание исполнить угрозу оказалось труднее, чем думала Элеонора. Однако она не произнесла ни слова, и Дэймон продолжил уже более спокойно:

— Думаю, тебе будет нелегко простить меня за то, что случилось два года назад.

— Это почему же вы так думаете? — пылко прервала его Элеонора. — Только потому, что вы сделали из меня посмешище, превратив в женщину, достойную жалости в глазах всего света? Ну что вы! Моему великодушию не будет конца!

— Никто бы не подумал о тебе как о человеке, достойном жалости, Эль.

Она натянулась как струна, услышав, что он опять произнес это имя — Эль.

— Мне бы хотелось, чтобы вы не называли меня этим дурацким именем. Теперь вам следует обращаться ко мне «леди Элеонора».

— О да. Я слышал, что Маркус обратился к принцу с прошением произвести тебя из статуса сестры барона в ранг сестры графа. Очень хорошо. Тогда, моя дорогая леди Элеонора, не могли бы вы удостоить меня непродолжительной аудиенции?

Благодушие Дэймона начинало действовать ей на нервы.

— И о чем мы с вами будем беседовать во время этой аудиенции, лорд Рексхэм? О, вам вовсе не нужно извиняться за то, что вы низко повели себя два года тому назад. Все позади, с прошлым покончено, и я уже больше об этом не вспоминаю.

Пока она врала, Дэймон оставался невозмутимым, лишь внимательно изучал ее лицо.

— Я сожалею, что тогда причинил тебе боль, Элеонора, но я искал встречи с тобой сегодня вечером не для того, чтобы просить прощения.

— Вот как? Тогда к чему было пускаться на все эти хитрости?

— Я рассчитывал на перемирие. И больше ради тебя, чем ради себя.

— Ради меня? Как это понимать?

— Я не хочу, чтобы твоя репутация страдала из-за моих прошлых грешков, поэтому надеялся, что мы сможем избежать неловкости, когда придется встретиться на публике в первый раз.

Если ты решишь просто не замечать меня, это даст еще больше поводов для сплетен.

— Согласна. Мы можем вежливо беседовать друг с другом, встречаясь в обществе.

— Думаю, сегодня вечером мы могли бы пойти еще дальше. Может быть, ты не откажешься станцевать со мной один танец? Простой контрданс, ничего более, — поспешил добавить Дэймон, заметив, как сузились глаза девушки.

— С какой стати я стану с вами танцевать?

— Чтобы утихомирить публику и не дать ей пищи для сплетен.

— Как раз наоборот, если я приму ваше приглашение, это подольет масла в огонь, и все будут думать, что у нас снова начался роман. Нет, Дэймон, я не вижу смысла укорачивать дистанцию между нами. Однако могу сказать, что, когда бы мы ни встретились, я не стану нарочито игнорировать вас. А сейчас, если это все, то…

— Останься еще ненадолго.

Произнесенная негромко фраза не звучала как требование, однако Элеонора заколебалась. Соблазн побыть еще немного наедине с Дэймоном был огромен, хотя ей и было страшновато рядом с ним, особенно ночью.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел меня вместе с вами… — начала она.

— Мы можем это исправить.

Окончательно смутив Элеонору, Дэймон взял ее за локоть и потянул на несколько ярдов от выложенной гравием дорожки куда-то за фигурно подстриженный тис, туда, где было совсем темно.

Девушка не противилась, хоть в глубине души и понимала, что стоило бы. Возможно, Дэймон действительно был прав, и было бы лучше провести их первую встречу наедине, чтобы избежать неловких моментов во время последующих встреч на публике. Но все равно оттого, что происходило теперь, она была не в восторге.

— Я не понимаю, чего вы добиваетесь, — раздраженно произнесла Элеонора. — У нас вряд ли есть что сказать друг другу.

— Мы можем рассказать о двух годах, проведенных вдали друг от друга.