Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь... - Татьяна Алексеева Страница 4

«Эта бабушка видела Пушкина!» — неожиданно пришло Ане в голову. Она не знала, кто эта старушка и сколько ей лет, но почему-то вдруг почувствовала уверенность в том, что когда-то давно, в детстве или юности, старая женщина была знакома с лицеистом по имени Александр Пушкин, который еще только должен был стать великим поэтом. Она просто знала, что все было именно так, и если бы кто-нибудь попытался ее в этом разубедить, девочка не стала бы его слушать. Впрочем, переубеждать Аню и объяснять ей, что далеко не каждый старый житель Царского Села мог быть знаком с учившимся в нем великим поэтом, было некому. Она никогда ни с кем не стала бы говорить о своих догадках. Зато с тех пор всегда думала подобным образом обо всех встреченных ею пожилых людях. Особенно если попавшиеся ей на глаза старики и старухи были одеты в черное и шли за гробом своего умершего друга или родственника. Девочка обязательно провожала их глазами и даже после того, как похоронное шествие скрывалось из виду, долго представляла себе, как они приходят на кладбище и опускают гроб в вырытую могилу. Ей казалось, что вместе с покойником из этого мира уходит девятнадцатый век со всеми своими блистательными великими людьми, уходит навсегда и безвозвратно. При этом грустно от таких мыслей девочке не было. Наоборот, мысль об умирающем столетии привлекала ее своей мрачностью…

Вот и сейчас она увидела, как ушел из мира живых еще один проживший долгую жизнь человек, еще одна частица девятнадцатого века. Аня снова глянула в конец улицы. Процессия давно уже исчезла из виду, но медленно движущаяся вереница людей в черной одежде по-прежнему стояла у девочки перед глазами, и она знала, что будет видеть их в своем воображении весь день, а возможно, и в течение нескольких последующих дней, а еще по ночам, во сне. Но теперь надо все-таки поторопиться и вернуться домой — ее отсутствие могут заметить в любую минуту.

Перешагивая через огромные пучки лопухов, каждый из которых был размером с детский зонтик, Аня добралась до двери, осторожно приоткрыла ее, протиснулась внутрь и прислушалась. Было так же тихо, как и полчаса назад, когда девочка покидала дом. Никто еще не проснулся, и она смогла незаметно снять пальто, повесить его на место и вернуться в свою комнату.

Там Аня присела на край кровати и задумалась о том, что ей делать дальше. Можно было забраться под одеяло, согреться после беготни по улице и даже немного вздремнуть перед тем, как мать или кто-нибудь из сестер явится ее будить. Девочка с сомнением покосилась на свисающий с кровати край одеяла и подушку. Мысль о том, чтобы лечь поспать, была очень заманчивой. Только теперь Аня поняла, что сильно замерзла, ее била мелкая дрожь. Внезапно она закашлялась и испуганно прижала ко рту ладонь — не разбудить бы спящую за стеной младшую сестру Ию! Отняв руку от лица, с еще большим страхом посмотрела на нее — нет ли на ладони крови?

К счастью, крови не было, и девочка, облегченно вздохнув, снова посмотрела на свою мягкую подушку. Но все-таки ложиться спать после только что увиденного любимого зрелища — было в этом что-то неправильное! Ане казалось, что ей хочется чего-то другого, хочется как-то еще «поучаствовать» в похоронной церемонии. И хотя пока она не знала, как и что надо сделать, в ней постепенно крепла уверенность, что спать она в это утро уже не будет.

Все еще вздрагивая от холода, Аня пересела за стол и еще раз выглянула в окно. Улица за кустами была пустынна, медленно шествующая по дороге вереница одетых в траур стариков существовала теперь только в ее воображении. Рассказать бы кому-нибудь об этом странном чувстве, когда видишь что-то не глазами, а в мыслях! Вот только как? Пушкин, Державин и другие поэты выразили бы это стихами, у них бы получилось!..

Аня снова вздрогнула, но теперь уже не из-за того, что ей было холодно. Холод и все прочие неудобства были забыты, отошли куда-то на второй план, перестали иметь для нее хоть какое-то значение. Она придвинула к себе чернильный прибор и принялась шарить в ящиках стола в поисках чистого листа бумаги. Наконец ей удалось найти откуда-то вырванный тетрадный листок. Девочка положила его перед собой и некоторое время сидела неподвижно, глядя на бумагу и не решаясь написать на ней ни слова. Ведь она — не Державин и не Пушкин! Она вообще никто и никогда не пробовала писать стихи. «Но и Державин, и Пушкин тоже когда-то написали свое первое стихотворение», — неожиданно пришло Ане в голову. Мысль эта была такой смелой и даже дерзкой, что девочка в первый момент засмущалась и почти решилась убрать бумагу обратно в ящик и все-таки лечь в кровать. Но протянутая к листу рука так и не взяла его — что-то не давало Ане отказаться от своего замысла. То ли все еще стоявшие у нее перед глазами образы идущих по дороге стариков, то ли странное, торжественное волнение, охватившее ее сразу, как только она подумала о сочинении стихов…

Аня снова взялась за перо, обмакнула его в чернила и вывела на листе несколько слов. Потом зачеркнула их и написала чуть ниже другую строчку. Снова зачеркнула и снова принялась писать. С каждой строчкой ее рука двигалась над бумагой все быстрее, почерк, вначале аккуратный, почти каллиграфический, становился все менее разборчивым. Зачеркивания не понравившихся слов сделались такими резкими, что в нескольких местах перо едва не прорвало бумагу.

Чистого места на листе оставалось все меньше. Потом он закончился, и Ане пришлось снова рыться в ящиках стола в поисках новой бумаги. Чуть не плача от нетерпения, она перебирала скопившиеся в столе письма, газеты, рисунки, сделанные ею и сестрами, и гимназические тетради прошлых лет, тщетно пытаясь найти среди них хоть один клочок бумаги, пригодный для того, чтобы писать на нем. Ей казалось, что стихотворные строки наконец зазвучали у нее в мыслях красиво и гармонично. Надо было только записать их, но, как назло, писать было не на чем!

Наконец девочке удалось откопать в кипе использованных бумаг еще один чистый лист. И снова перо принялось выписывать на нем неровные синие строчки. Аня окончательно забыла об аккуратности, не следила за тем, чтобы волосяные линии были достаточно тонкими, а нажимы — не слишком жирными. Ей надо было писать, писать как можно быстрее, пока у нее получалось, пока красиво звучащие в мыслях строчки не улетучились у нее из памяти.

Второй лист постигла та же участь, что и первый, — он был весь исписан, исчеркан острым пером и отброшен в сторону. И снова Аня рылась в ящиках, снова пыталась отыскать там чистую бумагу. Ей повезло — в руках у нее оказалась целая школьная тетрадь, последняя из купленной год назад пачки. Девочка открыла ее на первой странице и опять обмакнула перо в чернильницу…

…Еще через несколько минут она отложила перо и, взяв тетрадь дрожащими руками, стала перечитывать написанное. На лице ее застыло задумчивое и неуверенное выражение. Она читала только что сочиненные стихи об умирающем прошлом веке и не могла понять, что чувствует по отношению к ним. Ритм в стихотворении как будто бы не хромал, рифмы тоже получились складными, правильными — но что-то в стихотворении было не так, что-то Ане в нем не нравилось. Понять бы еще что!..

Девочка в очередной раз перечитала стихотворение, и ей наконец стало понятно, почему оно кажется неудачным. Оно не было плохим, но это были не те стихи, которые изначально, когда она только вернулась в свою комнату, сложились у нее в мыслях. Те слова, что она задумала написать, строки, звучавшие у нее в ушах, когда она искала бумагу, были немного другими, более красивыми и поэтичными, более торжественными. Они лучше передавали то мрачное чувство прощания с умирающим веком, которое Аня хотела передать. Ей было очень жаль признавать это, но, как ни старалась она убедить себя, что ошибается и что собиралась написать именно так, закрыть глаза на очевидное ей не удалось. Написанное, вне всякого сомнения, было хуже, чем то, что крутилось в голове, и с этим уже ничего нельзя было сделать. Даже если бы она перечеркнула все строчки последнего варианта и попыталась написать их заново, у нее все равно не получилось бы задуманное. Яркие образы невозможно было перенести на бумагу, и Аня сильно подозревала, что не сможет сделать этого никогда, даже когда станет взрослой и напишет много других стихов. Но, несмотря на это, она все равно будет пробовать писать стихи и дальше. Может быть, уже совсем скоро, может, даже сегодня вечером…