Клуб холостяков - Даниэла Стил Страница 4

– Как ты можешь пить эту гадость? – удивился Адами сморщил нос. – Он, конечно, помогает, но я уж лучше помучаюсь головнойболью.

– Отличная вещь! Безотказная. Если будем и дальше такпить, вам придется поставить мне капельницу с ликером. Вечно забываю о том, какбуду мучиться утром. Нам не пора записываться в «Анонимные Алкоголики»? –Грей осушил свой «Унтерберг», выпил кофе и приступил к яичнице.

– Обычно такое бывает во вторую неделю, но не впервую, – рассмеялся Чарли.

Он обожал своих друзей. Как правило, первые несколько дней уних всегда проходили в излишествах, но потом возвращалась привычнаяумеренность. Вообще-то, все было не настолько страшно, как представляли сейчасего приятели, хотя накануне они действительно изрядно выпили и повеселились –танцевали с незнакомыми женщинами, смотрели, как веселятся другие, а главнымобразом – наслаждались обществом друг друга. Чарли предвкушал чудесный месяц.Это был для него любимый месяц в году, да и у его друзей тоже. Они начиналиготовиться к нему заранее, а потом еще долго вспоминали свой замечательныйотдых. Так они отдыхали, наверное, уже раз десять, и всякий раз, оказываясьвместе, они весело хохотали, вспоминая свои приключения.

– Что-то мы в этом году взяли с места в карьер. У меняуже печень на последнем издыхании. Я ее даже чувствую, – с озабоченнымвидом пожаловался Грей, расправляясь с яичницей и тостом в надежде успокоитьжелудок. Голова у него раскалывалась. Но «Унтерберг» возымел свое действие.Адам и под пыткой не смог бы впихнуть в себя такой завтрак. А вот Грейрегулярно употреблял горькие настойки, и эффект был. И, к счастью, ни один изтроих не страдал морской болезнью. – Я старше вас обоих. Если мы не сбавимтемп, это меня убьет. Или танцы доконают. Черт, что-то я совсем не в форме.

Грею только что стукнуло пятьдесят, и выглядел он заметностарше своих друзей. Чарли в свои сорок шесть сохранил что-то мальчишеское,отчего казался лет на пять, а то и десять моложе, а Адаму было только сорокодин, и он пребывал в отличной форме. В любой точке земного шара и при любомобъеме дел он каждый день истово занимался на тренажерах. Он уверял, что толькотак может справиться со стрессами. Грей же никогда собой не занимался, спалмало, ел еще меньше и, как и Адам, жил работой. Часами стоял у мольберта.Думал, мечтал и дышал одним искусством. Он был ненамного старше друзей, новыглядел на свои годы, главным образом из-за копны вечно торчащих седых волос.Женщины, с которыми он встречался, находили его привлекательным и нежным, покрайней мере вначале, но потом оставляли его.

В отличие от Чарли и Адама, женщины его не волновали, и Грейне предпринимал никаких усилий, чтобы изменить свою холостяцкую жизнь. Онсуществовал в своем собственном мире, и женщины находили его сами, как почтовыеголуби. Он, как магнит, притягивал к себе женщин, которых Адам называлпсихопатками. С чем, правда, сам Грей никогда не соглашался. Все его подругилибо только что закончили курс лечения, либо были на подходе. И почти каждаяимела несчастье связаться с типом, который, выставив женщину на улицу,продолжал ей докучать своими звонками. Грею всегда удавалось их спасти, инезависимо от их внешних данных он давал им кров – «хотя бы на две-тринедельки, чтобы они встали на ноги». До постели, как правило, доходило многопозже. На ноги-то они в конце концов вставали, только не на свои, а на его. Онкрутился, как белка в колесе, занимался для них готовкой, уборкой, заботился оних, искал им врачей и психотерапевтов, устраивал в реабилитационные центры либосам пытался спасти их от пьянства. Подбрасывал им деньжат, а сам едва сводилконцы с концами. Они находили у него безопасное пристанище, доброту и утешение,он отдавал им всего себя – но при одном условии: если у них не было детей. Сдетьми Грей общаться не умел. Они приводили его в ужас, причем так было всегда.Дети служили напоминанием о его непростом детстве, а вспоминать о нем Грею нехотелось. Общение с детьми или с семьями, имеющими детей, лишний раз напоминалоему, насколько ущербной была жизнь его собственных родителей.

Женщины, с которыми Грей знакомился, поначалу не производиливпечатление неблагодарных тварей и даже уверяли, что всю жизнь будут емупризнательны. Они были классические неумехи, как правило, истерички, и в ихжизни царила полная неразбериха. Его романы длились от месяца до года. Грейустраивал своих женщин на работу, приводил в порядок, представлял людям,готовым помочь, и всякий раз они либо оказывались в клинике или психушке, либоуходили от него к кому-то другому. У него никогда не возникало желанияжениться, но появлялась привязанность, и, когда спустя некоторое время ониуходили, он испытывал разочарование. Правда, ненадолго. Для Грея это не былонеожиданностью. Такая уж у него была натура – заботиться о других, и, как всякийнежный отец, он был внутренне готов к тому, что птенцы рано или поздно вылетятиз гнезда. Только всякий раз, к его великому недоумению, это обретало какие-тонеуклюжие и болезненные формы. Женщины редко уходили из его жизни с тактом иизяществом. Они крали его вещи, закатывали шумные ссоры, так что соседивызывали полицию, будь у него машина – они бы и шины ему прокалывали;вышвыривали в окно вещи либо учиняли такой скандал, что ему делалось и неловко,и обидно. Он не слышал от них ни слова благодарности – за то, что тратил на нихсвое время, деньги и душевное тепло. И в конечном итоге очередное расставаниевызывало у него облегчение. В отличие от Адама и Чарли, молоденькие девушки егоникогда не интересовали. Его больше привлекали женщины за сорок и непременно ссерьезными психическими отклонениями. Грей говорил, ему импонирует ихбеззащитность, он испытывал к ним глубокую жалость. Адам советовал емупредложить свои услуги Красному Кресту или какому-нибудь центру экстреннойпсихологической помощи, где он мог бы до конца реализовать свои душевныенаклонности, вместо того чтобы превращать свою жизнь в бесконечное спасениепсихически неуравновешенных женщин среднего возраста.

– Ничего не могу с собой поделать, – смущеннооправдывался Грей. – Мне всегда кажется, что, кроме меня, им помощи ждатьнеоткуда.

– Вот-вот. Тебе еще везет, что никто из этихпсихованных тебя до сих пор не зарезал во сне.

Сказать по правде, одна такая попытка была, но, к счастью,неудачная. Греем владело непреодолимое желание спасать мир, а особенно –страдающих женщин. Кончалось же все тем, что почти все те женщины, с кем онвстречался, бросали его ради других мужчин. И стоило очередной пассии уйти, какпоявлялась следующая, причем тоже в состоянии глубокого отчаяния. Вся его жизньмгновенно в очередной раз переворачивалась с ног на голову. Это былиамериканские горки, к которым он уже давно привык. По-другому он никогда и нежил.

В отличие от Чарли и Адама, чьи родители велиреспектабельный и консервативный образ жизни (у Адама – на Лонг-Айленде, а уЧарли – на Пятой авеню), Грей, когда рос, где только не побывал. Его усыновилапри рождении супружеская пара, входившая в состав одной из самых знаменитых натот момент рок-групп. Он воспитывался – если это так можно назвать – средивеличайших рок-музыкантов своего времени, которые уже лет с восьми норовилиугостить его то косячком, то пивком. У его родителей была и приемная дочь. Сынаони назвали Грей, а дочку – Спэрроу. Вместе получалось что-то вроде СерогоВоробышка. Когда Грею было десять, мама с папой «переродились» и ушли сэстрады. Они отправились в Индию, затем в Непал, пожили на Карибах и четырегода провели на Амазонке, где их домом стала обыкновенная пирога. От тоговремени у Грея остались воспоминания о страшной нищете, свидетелями которой онибыли, о туземцах, с которыми встречались. Наркотики он тоже помнил. Его сестрапотом стала буддистской монахиней, вернулась в Индию и отдала себя служениюголодающим в Калькутте. Сам Грей в восемнадцать лет сошел с лодки – вбуквальном и фигуральном смысле – и уехал в Нью-Йорк, чтобы посвятить себяискусству. У родителей тогда еще водились деньги, но он решил испытать себя всамостоятельной жизни и провел несколько лет, обучаясь живописи в Париже, послечего вернулся в Нью-Йорк.