Настоящая любовь - Мэри Бэлоу Страница 4

— Ты ведь не серьезно, Марджед? — с упреком спросила подруга.

— Конечно, нет, — призналась она.

— Разве ты сама не понимаешь, что все это уже не важно? — с несчастным видом спросила Сирис. — У Аледа склонность к неповиновению, даже больше, к бунту. Как только он дал согласие представлять Глиндери…

— На заседании комитета? — уточнила Марджед. — Чем меньше об этом говорится вслух, тем лучше. До сих пор удавалось хранить все в тайне, так что кому не следует — тот ничего не знает. Давай молить Бога, чтобы и впредь было так. Никто из нас не знает, кто еще входит в комитет. Наверное, нам стоило бы притвориться, будто мы даже не подозреваем, что Алед один из них, и не говорить об этом в открытую даже среди друзей.

— Алед был для меня больше чем друг, — заявила Сирис в порыве откровенности. — Я чувствую это сердцем, Марджед. Даже если нельзя об этом говорить, даже если перед собой нужно притворяться, будто ни о чем не знаешь, я все-таки знаю. Алед представляет нашу округу в комитете, который должен решить, как нам проявить свое недовольство хозяевами и, возможно, привлечь внимание и сочувствие правительства в Лондоне. Ну вот, теперь все сказано. Я не могу любить такого человека. Не могу.

Марджед снова вздохнула.

— Значит, лучше молча страдать от угнетения и несправедливости? — спросила она. — Пусть нас гонят с собственных земель, лишают возможности выжить? Лучше смотреть, как голодают дети? Лучше знать, что семьи вынуждены уходить в работные дома, где их разлучают друг с другом и где они все равно погибают от голода? Где их дух будет сломлен еще до того, как угаснет жизнь в телах?

— О, Марджед! — Сирис посмотрела на подругу глазами, полными слез. — Ты научилась у своего папы так говорить. Тебя послушать, так бороться с угнетением — это славное дело, а отказаться от насилия — значит струсить. Но насилие лишь порождает другое насилие. Вспомни, что случилось с Юрвином. Ах, прости. Мне не следовало этого говорить.

— Юрвин предпочел бы умереть, чем сидеть дома и бояться поступить так, как велит ему совесть, — сказала Марджед. — Я горжусь им. Да, это так, хотя он умер страшной смертью. А Герейнт Пендерин, граф Уиверн, даже пальцем не пошевелил. Я опустилась до того, что писала ему письма, чтобы напомнить о том времени, когда мы были друзьями, но ничто не помогло. Да, я не шутила, когда пожелала, чтобы Алед пошел сегодня и спалил его в собственном доме.

— Нет-нет, Марджед, — возразила Сирис. Подруги замолчали.

Марджед не хотела, чтобы Герейнт вернулся. Слишком глубокую рану он когда-то ей нанес. Она подружилась с ним в детстве, он казался ей совсем маленьким, хотя был на два года старше. Она защищала его, несмотря на то что ее отец вместе с викарием отлучил мать Герейнта от паствы. Она продолжала защищать Герейнта и после того, как его отослали в Англию, откуда он так и не вернулся и ни разу не написал ни одному из своих бывших друзей. Она во всем искала для него оправданий, с горечью теперь подумала Марджед.

С запада по небу плыли облака, тяжелые облака. Скоро пойдет дождь. Она набросила на голову капюшон и пожалела, что накидка так стара и местами совсем протерлась. Но денег было в обрез, только на самое необходимое. Иногда и на это не хватало.

Даже когда Герейнт приехал в Тегфан на похороны матери, она была готова принять его сторону, хотя он держался замкнуто, высокомерно и говорил только по-английски — как настоящий джентльмен. Она твердила себе, да и всем остальным, что он просто стеснителен, что ему нужно время. А еще она была готова в свои шестнадцать лет влюбиться в его красивое лицо и фигуру. Он оказался высоким и привлекательным юношей, к тому же внимательным. Но однажды он весьма ясно дал ей понять, что относится к ней ничуть не лучше, чем к какой-нибудь из своих лондонских шлюх. А на следующий день, когда она подумала, что он пришел к ним в дом извиниться, он подчеркнуто вел беседу только с ее отцом, а на нее не обращал внимания, если не считать одного холодного дерзкого взгляда.

Только теперь она поняла, что тогда они виделись в последний раз.

Он отомстил за пощечину и неудовлетворенную похоть. Оставил без внимания ее унизительные мольбы спасти Юрвина. И Юрвин умер.

Герейнт Пендерин, граф Уиверн, убил ее мужа.

— Марджед, — задыхаясь, окликнула ее отставшая Сирис, — я не успеваю за тобой. Пойдешь тогда одна.

Марджед с виноватой улыбкой вновь умерила шаг. Сирис до сих пор верит, что граф Уиверн не получал ее писем. Но вдова не была готова простить его так легко.

А теперь он вернулся. Что ж, если он осмелится близко подойти к Тайгуину — хотя это его ферма, а ей лишь приходится платить ренту, — она знает, как устроить ему достойную встречу. Она будет ждать с нетерпением этой минуты. И все же лучше бы ему вообще не приезжать. Лучше бы ему до конца дней оставаться в Лондоне со своим богатством, важностью и английскими манерами.

— Ты в самом деле думаешь, что начнутся беспорядки? — с отчаянием в голосе поинтересовалась Сирис, ей очень хотелось, чтобы ее успокоили.

— Искренне надеюсь на это, — ответила Марджед. — Давно пора. В других районах Западного Уэльса так не медлят и не осторожничают, как мы. Возможно, приезд графа Уиверна хоть в одном будет полезен.

— Ребекка? — печально спросила Сирис.

— Если найдется смельчак выступить в ее роли, — сказала Марджед. — Я бы сама хотела, но ни один мужчина не согласится, чтобы Ребеккой была женщина. Смешно, правда? Я подумала, а что, если Алед…

— О Господи, нет! — взмолилась Сирис. — Хотя, конечно, мне все равно.

— Возможно, теперь, когда Герейнт Пендерин явился сюда лично, люди смогут увидеть, что враг вполне реален, — рассуждала Марджед. — Это заставит кого-нибудь возглавить бунт. А нас, кто готов последовать за ним, предостаточно, Бог свидетель.

— Нас? — Сирис остановилась, достигнув тропы, которая вела на ферму ее отца. — Нас, Марджед? Ведь ты же не собираешься…

— О нет, собираюсь, — с жаром перебила ее Марджед. — Мне приходится быть мужчиной на ферме Тайгуин. Мне приходится занимать место Юрвина ради его матери и бабушки.

Раз так, я займу его место и в других делах тоже. И мне хотелось бы увидеть человека, который сумеет меня остановить. Сирис вздохнула.

— Марджед, Марджед, как ты ошибаешься, — сказала она. — Ты сейчас идешь домой, обедать?

— Да, — улыбнулась Марджед, — домой, обедать. Пойду домой и начну ждать, что будет дальше. Но не очень долго.

Она повернулась и пошла в гору по заросшей травой тропинке к продолговатому, побеленному строению, которое стало ее домом семь лет назад, когда она вышла замуж за Юрвина Эванса.

Сирис стояла на краю тропы и смотрела, как уходит ее подруга. Бедная Марджед. В ней столько горечи, столько ненависти. И готовности нанести удар, впрочем, в последнее время это чувство присуще многим. Даже Аледу… Иногда она начинала сомневаться, права ли в своем неприятии насилия. Но она была уверена в том, что яростный протест повлечет за собой еще больше страданий. А ненависть никогда не наведет мосты.