Влюбленный Дракула - Карин Эссекс Страница 4

После того как отец мой утонул в результате несчастного случая, мать собрала маленький черный саквояж с моими пожитками, взяла меня за руку и отправилась в путь. Поезд, паром и еще один поезд доставили нас в Лондон, в школу для благородных девиц мисс Хэдли. Мне было тогда семь лет. В дороге мать без конца твердила, что я должна быть счастлива и бесконечно признательна: исправительный интернат для девочек с дурными наклонностями был бы для меня куда более подходящим местом, чем престижный пансион в Лондоне. Будь жив отец, он, несомненно, поместил бы меня в лечебницу для душевнобольных, со вздохом изрекла мать. Да и она вполне могла отдать меня в работный дом, где находят приют дети из обедневших семей. Однако она пошла на жертвы и выбрала для своей дочери превосходную школу, где из девочек делают настоящих молодых леди. Тебе чрезвычайно повезло, повторяла мать. И все благодаря покойному прадедушке, который оставил нам небольшую, но достаточную для моего образования сумму.

— Как это ни печально, ты пошла в свою бабушку, — заявила мать. — Та тоже доставляла близким множество проблем. А с возрастом ее моральные устои окончательно расшатались и она утратила способность сдерживать свои желания. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы люди говорили то же самое о тебе?

Я плохо понимала, что мать имеет в виду, однако, желая угодить ей, отрицательно покачала головой.

— А кончила твоя бабушка плохо, очень плохо, — продолжала мать. — Если ты не хочешь, чтобы тебя постигла такая же участь, ты должна следить за собой и за своим поведением. А когда ты станешь по-настоящему хорошей девочкой, возможно, я позволю тебе вернуться домой.

Я изо всех сил старалась стать хорошей девочкой. Вскоре я превратилась в лучшую ученицу, любимицу мисс Хэдли.

— Никогда не видела девочки с таким чудным цветом лица и обворожительными зелеными глазами, — сказала она моей матери, едва меня увидев.

Я сразу поняла, что мисс Хэдли прониклась ко мне симпатией, и постаралась извлечь все возможные выгоды из этого обстоятельства. И в классе, и за его пределами я внимала директрисе с подчеркнутым вниманием. Ни одна ученица не могла сравниться со мной по части рвения, проявляемого к учебе. В день окончания школы я услышала от мисс Хэдли следующие слова:

— Мне довелось учить сотни девочек, но ни одну из них я не полюбила, как дочь. До тех пор, пока не встретила тебя, Вильгельмина.

В то время пока я училась, мать моя умерла. После того как я завершила свое образование, мисс Хэдли предложила мне остаться в школе и взять на себя обязанности учительницы чтения, этикета и рукоделия у девочек в возрасте от семи до семнадцати лет.

Внешне я выглядела как самая обычная молодая девушка, но при этом всегда сознавала, что отличаюсь от других людей. Во мне таилось нечто загадочное, непознаваемое и пугающее, и я не забывала об этом ни на минуту. Я понимала, что всеми силами должна скрывать свою тайную сущность. Мисс Хэдли не имела даже отдаленного понятия ни о моих удивительных способностях, ни о тех странных эпизодах, которые я пережила в раннем детстве. Для нее я была лишь милым, кротким и приветливым существом — именно такое впечатление я научилась производить на окружающих. Лишь мне одной было известно, насколько это внешнее впечатление далеко от истины. Я знала, что не похожа на других девочек, и сознание собственной исключительности ничуть меня не радовало.

Я пыталась отдохнуть перед началом нового дня, однако боялась забыться сном, ибо перспектива вновь услышать манящий голос внушала мне ужас. Так и не сомкнув глаз ни на мгновение, я встала с постели, умылась и надела коричневое льняное платье, отделанное кружевом — такие платья полагалось носить всем учительницам. «Мягкость и доброжелательность прежде всего» — таков девиз нашей школы. Директриса полагает, что в пансионе должна царить теплая семейная атмосфера, ибо она наиболее благоприятна для развития достоинств и добродетелей, которые сделают наших воспитанниц привлекательными для самых разборчивых женихов. Согласно бытующим в школе правилам, своих наставниц девочки называют «тетушка». Ко мне они обращаются «тетушка Мина».

Ирония судьбы состояла в том, что после кошмарных событий минувшей ночи я должна была обучать девочек хорошим манерам, дикции и этикету. Все занятия в этот день были посвящены именно этим предметам, в то время как в другие дни девочки занимались рисованием, арифметикой, танцами, французским, чтением и Законом Божьим. Так как мисс Хэдли считала себя просвещенной особой, иногда она приглашала выдающихся ученых в области истории, географии и других наук, дабы они прочли нашим ученицам несколько лекций. Пансион наш пользовался превосходной репутацией, хотя порой и подвергался критике со стороны суфражисток и сторонниц женской эмансипации, которые не только требовали для женщин избирательных прав, но и утверждали, что девочкам необходимо изучать различные академические дисциплины в том же объеме, что и мальчикам.

Школа мисс Хэдли являлась для меня и родным домом, и семьей, и потому подобные критические нападки неизменно вызывали у меня досаду и недоумение. Я была уверена: именно полученное здесь образование, вооружив меня множеством чисто женских навыков и умений, помогло мне привлечь жениха, молодого адвоката, подающего большие надежды. Вряд ли я, бедная сирота ирландского происхождения, не имеющая ни семьи, ни друзей, сумела бы вызвать интерес столь блестящего молодого человека, не обладай я качествами истинной леди, которыми всецело обязана школе. К тому же не подлежит сомнению, что избыток образования существенно понижает шансы девушки на брачном рынке. Я сознавала, что устроить свою жизнь и обеспечить себе надежный статус мне поможет удачное замужество, а отнюдь не избирательное право или же умение читать по-гречески. К тому же, почти не имея опыта жизни в семье, я чрезвычайно ценила те навыки домоводства, что приобрела в школе, и горела желанием завести свой собственный дом и семью. Порою, ведя урок, я чувствовала себя актрисой, играющей роль, и не могла избавиться от ощущения, что роль матери семейства подойдет мне куда больше.

В то утро, войдя в класс и увидав обращенные ко мне невинные детские лица, я сильнее, чем обычно, ощутила себя обманщицей. В своих белоснежных накрахмаленных фартуках девочки казались сонмом маленьких ангелов. Что бы они сказали, увидав, как их наставница извивается в грубых руках насильника, с содроганием подумала я.

По обыкновению, перед началом занятий ученицы прикрепили к спинам специальные доски с кожаными петлями для рук — приспособление, весьма полезное для формирования хорошей осанки. Поначалу девочки жаловались, что доски стесняют их движения, доставляя им пропасть неудобств. Стремясь пресечь поток жалоб, я заверила своих воспитанниц, что собственной великолепной осанкой я обязана именно этому приспособлению. После этого девочки, по крайней мере те из них, кто, несмотря на юный возраст, сумел понять, что прямая спина и гордая посадка головы являются важнейшими признаками истиной леди, стоически смирились со всеми неприятными ощущениями, причиняемыми доской. Впрочем, некоторые ученицы по-прежнему продолжают видеть в этой упряжи своего злейшего врага.

— Бороться с доской не имеет никакого смысла, юные леди, ибо доска все равно победит, — с улыбкой изрекла я в начале урока. — Ваша тетушка Мина знавала девочку, которая могла расколоть доску, пошевелив плечами. Только вряд ли это упражнение пошло на пользу ее фигуре.