Не спорьте со счастьем - Вера Колочкова Страница 4

– Алька, отстань! Посмотри лучше, как за окном интересно! Смотри, какие деревья вон у того дома с колоннами растут… Видишь? Это голубые ели. У нас таких нет.

– Елки, что ли? Как в Новый год? Так они же не настоящие!

– Нет уж, здесь они самые настоящие, Алька! Это у нас была елка искусственная, мы ее каждый год с антресолей доставали и наряжали.

– А мы Новый год здесь будем встречать, да?

– Ну конечно здесь. Мы же с тобой решили уже, что навсегда сюда приехали. Что нам будет трудно, но мы все вытерпим… Помнишь?

– Помню… – важно кивнул мальчишка. – Помню, мамочка. Ты не переживай. Я все знаю.

И опять внутри дрогнуло от этого по-взрослому прозвучавшего «я знаю». Действительно, знает. Шесть лет живет в одних сплошных трудностях, в безотцовщинах, в постоянном безденежье. Даже в детский сад никогда не ходил —дома сидел с бабушкой, которая ему русские сказки рассказывала и говорила с ним только по-русски. Как и с ней, когда она была маленькой. А потом умерла у него на глазах. Но лучше об этом не думать, не думать… «Прости меня, мамочка, я пока не буду о тебе думать. Иначе заплачу».

– Видишь, по какой красивой улице мы едем? Это самая главная улица в городе, центральная. Бабушка, когда молодая была, здесь любила гулять.

– Ой, смотри, мам… Какой дом красивый! Как дворец из книжки!

– Нет, это не дворец… Это, по-моему, старинный купеческий дом должен быть, еще до революции построенный…

– До какой революции? До войны, что ли? Здесь тоже война была? Как у нас в Душанбе?

– Нет. Это не такая война была.

– А какая? Коммунистическая? Когда все хорошо было, а потом плохо стало?

– Алька, боже мой, какая у тебя каша в голове!

– И ничего не каша! Бабушка мне рассказывала, что когда-то давно, при коммунистах, здесь все хорошо было. А потом плохо стало.

Сидящий перед ними мужчина с крепким бритым затылком обернулся, глянул на Алишера заинтересованно. Ничего не сказал, только хмыкнул, снова отвернулся. Они переглянулись испуганно, и Диля прижала палец к губам – молчи, мол. Автобус заскрипел, задрожал натужно, разворачивая длинное двойное тулово на перекрестке, быстро поехал уже по другой улице, не так запруженной транспортом. И дома здесь были уже не такие монументальные. Обычные были дома, панельные, стояли в строгом ряду, окруженные наполовину облетевшими тополями. На остановке забралась в автобус бабушка с палочкой, и Диля торопливо подскочила, уступая ей место. Бритый затылок впереди снова зашевелился, повернул голову, глянул на нее с удивлением, будто она что не так сделала. У них, видимо, не принято старикам место уступать? Другие национальные традиции? Странно, а ей казалось, что простое уважение к старости никакого отношения к традициям не имеет. И мама ей об этом ничего не рассказывала…

– Спасибо. Спасибо, деточка… – благодарно ворковала старушка, пристраивая около себя свою палку. – Это твой парнишонка, да? Славненький какой парнишонка, чернявенький.

– Остановка «Академическая». Следующая – «Комсомольская», – равнодушно прошипел динамик водительским голосом.

– Ой, простите… Простите, нам выходить на следующей надо! – наклонилась Диля к старухе. – Давайте я вам встать помогу, мне чемодан надо вытащить… Алька, давай скорее! Бери сумки, иди к выходу!

Как только они выгрузились из автобуса, пошел дождь. Мелкий, холодный, едва заметный. Приглядевшись, Диля рассмотрела на одном из домов синюю табличку – «Улица Комсомольская, 13». Вздохнула тяжко – ничего себе, сколько надо до дома под номером сорок три волочь за собой чемодан… Хотя это вовсе и не беда. Его можно и пять километров за собой волочь, только бы Таня Деревянко дома оказалась. Было бы неплохо, если б она по этому адресу вообще как таковая оказалась. А вдруг она давно уже съехала? Квартиру поменяла, в другой город переселилась? Наверное, надо было и впрямь ей сначала письмо написать…

Хотя – нет. Эта мысль у нее сразу, первым делом появилась, чтоб написать письмо. А потом она передумала. Напишешь, а потом ответ придет – извините, мол, не могу вас принять, уважаемая дочь моей подруги юности Маши Коноваловой. В письменном виде всегда отказать легче. Лучше уж так, как снег на голову. Между прочим, их русские соседи по душанбинской квартире так и сделали: когда войной в городе запахло, собрались в один день и уехали к родственникам без предупреждения. Тоже испугались, что если попросятся – откажут. Потом от них письмо пришло – с горем пополам устроились. Если по совести, им бы с Алишером тоже следовало к родственникам махнуть, ведь имеются же таковые! Где-то живет в этих местах мамина старшая сестра, ей, стало быть, теткой приходится. Она только и знает, что зовут ее Зинаидой, тетей Зиной, значит. Имя-то какое хорошее – Зинаида! И чего они там с мамой не поделили, интересно? Даже адреса не осталось. Вообще никакой информации не осталось. А может, Таня Деревянко этот адрес знает? А что – вполне! Они же подругами были, все друг о друге знали.

– Мам, а нам еще долго идти? – вывел ее из задумчивости голосок Алишера.

– Ты устал, сынок?

– Нет… Совсем не устал. Я просто так спросил.

– Ну, тогда давай вместе считать… Нам какой дом нужен?

– Сорок третий.

– Правильно. А сейчас мы проходим около двадцать пятого. Сколько еще домов надо пройти?

– Восемнадцать! – подумав всего полминуты, весело сообщил он ей, глянув из-под козырька джинсовой бейсболки.

– Думай, балда! Дома на этой стороне улицы нечетные, а на другой – четные!

– А… Понял! Тогда – девять! И вовсе я не балда. Балда – это работник из сказки, который попа обманывал. Не знаешь, что ли? Мне бабушка давно читала.

– Да знаю, знаю… Меня бабушка в детстве тоже балдой звала, когда сердилась. А в общем, ты молодец. Хорошо считаешь. В школу пойдешь, сразу отличником будешь.

– А потом?

– Что – потом?

– Ну, после школы… Что я потом буду делать?

– Потом… Потом ты в институт поступишь! И окончишь его с красным дипломом!

– А у тебя диплом есть?

– Нет. У меня нету.

– А почему?

– Я не успела институт закончить. Только два курса проучилась. Бросила.

– Почему?

– Потому что ты родился. Потом мой папа, твой дедушка, умер. Потом… Не важно, в общем. Ты не замерз?

– Нет. Нормально.

– Давай я сумку понесу!

– Нет. Я сам.

– Ну, сам так сам… Расскажи мне тогда что-нибудь.

– Хочешь «Медного всадника»? Мы с бабушкой учили.

– Хочу. Давай валяй «Всадника».

Положив на грудь руку и старательно прокашлявшись, он вздернул вверх голову, перехватил сумку с одного плеча на другое, вздохнул и звонко, очень торжественно начал декламировать: