Птичка - Арина Теплова Страница 4

Мать Глаши прожила в браке не долго. Когда девочкам было пятнадцать и тринадцать, она умерла от сердечного приступа. Однако за эти пятнадцать лет, что она была рядом с дочерьми, Алина Сергеевна смогла, несмотря на недовольство мужа воспитать девочек по-своему. Она научила их читать, говорить по-французски, петь, даже немного танцевать. В тайне от мужа, она покупала им красивое белье, учила правильно красиво говорить, и вести себя за столом, как это полагалось в великосветском обществе. Она всегда говорила:

– Истинная женщина должна всегда оставаться утонченной и изысканной, даже если она живет в избе.

Все эти уроки и нравы, которые прививала Алина Сергеевна дочерям, сильно не нравились Михаилу Емельянычу. Ибо он считал, что простой девке, дочери купца незачем знать французский, и музыку. Наташа и Аглая обожали свою нежную, печальную мать и во всем слушались ее, иногда даже наперекор отцу.

После смерти Алины Сергеевны нрав Кавелина стал еще злее. Оттого старшая Наталья, только ей исполнилось шестнадцать, и едва подвернулся подходящий жених, титулярный советник из Москвы, быстро покинула отчий дом. А Глаша хоть и была гораздо красивее своей сестры все сидела в девках. Отец то и дело заставлял двадцатилетнюю дочь выбрать жениха, но Аглая твердила, что никто из соседских парней не нравится ей.

Сейчас в доме Кавелина, еще жили Матрена, старая тетка Михаила Емельяновича, которая помогала Глаше по хозяйству, да его троюродный племянник, Иван. За неимением сыновей, Кавелин уговорил свою сестру из Калуги, пристать к нему одного из пяти сыновей, дабы после своей смерти передать свое дело ему. Иван долговязый невзрачный парень с тусклым взглядом, явно хотел угодить дяде и беспрекословно слушался его во всем. Кавелин же довольный, что нашел, наконец, приемника, относился к Ивану почти как к сыну.

Когда Иван и его друг Петр, кряхтя, внесли раненого Скарятина в избу, положив его на скамью, Кавелин критически осмотрел военного. По дорогому камзолу, сшитому из добротного сукна и оружию, которое было при нем, Михаил Емельянович определил, что офицер явно не из простого сословия. В голове купца сразу же возникла мысль о том, что он может хорошо подзаработать, как и предрекала ему дочь.

Вначале раненого, который так и находился без сознания, оставили на лавке до прихода доктора. Затем земский доктор после часовых манипуляций вытащил пули из плеча и голени больного, и с помощью Глаши, вымыл молодого человека от крови и перевязал. На бессознательного Скарятина надели длинную рубаху Ивана, и переложили в небольшую комнатку, рядом с гостиной. Офицер так и не приходил в себя, и вскоре у него начался жар.

Почти всю следующую ночь больной бредил и ворочался на постели, что-то неразборчиво шепча. Глаша которой отец дозволил смотреть за раненым, вытирала его лицо холодной мокрой тряпкой и следила, чтобы молодой человек не упал с кровати. Наутро Скарятин забылся тяжелым сном, и громко захрапел. Глаша отметив, что офицеру стало явно лучше, ибо его тело уже не горело так сильно, направилась в свою горницу, чтобы отдохнуть, и несколько часов вздремнула.

Затем весь день девушка хлопотала по дому, то и дело заглядывала в комнату к раненому офицеру, проверяя, не пришел ли он в сознание. Около полудни вновь пришел доктор, которому Кавелин заплатил пять рублей за визит, и сказал, что больной, скорее всего, выживет, благодаря крепкому телосложению и отменному здоровью. Уходя, доктор заметил, что будет ежедневно приходить на перевязки.

Только к вечеру Скарятин пришел в себя. Едва заслышав скрип кровати через открытую дверь,       Глаша поспешила к раненому. Когда она приблизилась к молодому человеку и наклонилась над ним, в нее вперились яркие голубые глаза, выразительные и невозможно притягательные. Девушка тут же смутилась и опустила взгляд. Она быстро отстранилась от раненого и, засуетившись, намочила тряпку, поднеся ее к лицу Скарятина.

– А я, было, подумал, что Вы мне привиделись, – морщась от сильной боли в бедре произнес Дмитрий, не спуская взгляда, с прелестной девушки, которая протирала его лицо влажной тканью. Ее волосы были собраны в две толстые косы, которые умело, оборачивались вокруг ее головки. Весьма необычная притягательная красота юной девушки до крайности заинтересовала Дмитрия.

– Доктор велел Вам молчать, Ваше благородие, – произнесла Аглая, смущенная его настойчивым оценивающим взглядом.

– Где моя одежда? – спросил он хрипло, пытаясь приподняться.

– Я выстирала ее. Она здесь на лавке, – пояснила девушка, указав на аккуратно сложенный мундир, штаны и рубашку.

– Хорошо… – облегченно прошептал больной и вновь откинулся на подушку, ощущая, что его тело словно одна сплошная рана. Однако его глаза все же настойчиво описывали круги по девушке, которая хлопотала рядом с ним.

Наконец, она отошла от него, убирая миску с водой, и устремилась в горницу, что была за приоткрытой дверью. Дмитрий следил за девушкой взглядом, уже через открытую дверь, пока она перемещалась по комнате, что-то убирая со стола. Его цепкий взгляд отметил стройный соблазнительный стан девушки, и притягательный наклон ее светловолосой головки. Простой серый сарафан без украшений, белая сорочка с широкими рукавами, явно не украшали ее. Однако в ней чувствовалась порода, изысканная грация, словно она оказалась здесь случайно в этой убогой обстановке. Ее движения плавные, чувственные и призывные невольно притягивали взгляд Дмитрия. Она была чуть выше среднего роста, с тонкими руками и округлыми плечами. Узкая талия отчетливо выделялась по сравнению с ее округлыми бедрами, которые угадывались под юбкой.

В какой-то миг, светловолосая прелестница скрылась от его заинтересованного взгляда, и Дмитрий поморщился от ноющей боли, про которую на время забыл, изучая девушку. Глаша появилась на пороге его маленькой комнатки вновь и спросила:

– Может, кушать хотите? Щи поспели, и пирог с рыбой готов.

Дмитрий довершил изучение девушки, стоящей перед ним, отметив, что ее грудь довольно выпукла и высока. Широко улыбнувшись ей, он произнес:

– Пожалуй, щи я с удовольствием попробую.

Глаша смутилась от его горящего нагловатого взгляда, и быстро поспешила к печи. Спустя несколько минут она помогла Дмитрию сесть на постели, чуть приподняв подушки. А затем держала миску у его лица, чтобы он мог здоровой рукой есть наваристые щи. Для тяжело раненного, у Скарятина оказался отменный аппетит, и Дмитрий попросил еще добавки. После еды он устало откинулся на подушку, но не лег, а оперся на руку. Видя, что девушка поспешила в горницу с пустой миской, он окликнул ее:

– Спасибо Вам, заботливая птичка…

Глаша резко повернулась, и испуганно воззрилась на него. Коварная и невозможно притягательная улыбка на красивом лице молодого человека, вконец смутила ее, и она выронила миску из рук. Благо миска была деревянная и не разбилась. Глаша ахнула и тут же подняла ее с пола. Однако Дмитрий, отчетливо заметив смущение девушки, все же продолжил свою зазывную речь:

– Я так понимаю, именно Вам я обязан своим спасением? – Глаша глупо прижимая пустую миску к белой рубашке, медленно кивнула. – Я знал, что столь прелестное создание должно быть обязательно добрым, – грудным голосом произнес Скарятин и вновь улыбнулся ей. Глаша начала пятиться к двери, чувствуя дрожь в ногах, и ощущая, что ее щеки горят, от его взгляда. – Дмитрий Петрович Скарятин, – представился он, чуть наклонив голову. – А я могу узнать имя своей спасительницы? – спросил ласково Дмитрий, так и не спуская с ее личика заинтересованного взгляда.