Глашенька - Анна Берсенева Страница 4

Внимание перебилось в его глазах смешинкой, и смешинка эта была так заметна, что насчет москвича Глаша ему не поверила.

– Мне кажется, вы не возвращаетесь домой, – сказала она.

– Почему вы так решили?

– А вы про Псков сказали «у нас», – объяснила она.

Не объяснять же было про смешинку в его глазах.

– У вас хорошая память, – заметил Лазарь.

– Самая обыкновенная, – пожала плечами Глаша. – Это просто особенность женского сознания вообще – держать в памяти множество мелочей.

– Ого! – удивился он. – Интересные у вас наблюдения.

– Это не мои наблюдения, – смутилась она. – А психологов. А я просто довольно много читала по психологии.

– Вы поступили на психологический факультет? – поинтересовался Лазарь.

– На исторический. Я люблю историю.

– Глаша, вы не перестаете меня удивлять! – Он даже головой покачал от удивления.

– Почему? – не поняла она.

– Потому что вид у вас такой, что невозможно представить, чтобы вас интересовало что-нибудь серьезное. Сколько вам лет, семнадцать?

– Шестнадцать, – буркнула Глаша.

Все-таки обидно, что он разговаривает с ней как с дурочкой! Хотя к тому, что ее считают маленькой, Глаше было не привыкать. Точно на свой возраст она выглядела, может, только в коляске. А уже в младшей группе детского сада, мама говорила, ее принимали за ясельного ребенка и удивлялись, как это такую маленькую вообще в садик взяли.

В школу ее, правда, приняли даже на год раньше, чем положено: мама упросила, потому что ее уже стало пугать дочкино увлечение взрослыми книжками, которым она не знала, как руководить.

В третьем классе Глаша выглядела первоклашкой, а в восьмом ее даже не хотели принимать в комсомол, потому что не верили, что такая небольшая девочка может быть идейной. Она была не то что маленького роста – хотя и это тоже, – но главное, она была такая… Ну, невзрослая с виду, наверное.

– Выглядите еще младше, – улыбнулся Лазарь. И, всмотревшись в ее обиженное лицо, добавил: – Не расстраивайтесь. Лет через двадцать это качество будет казаться вам драгоценным.

Этому утверждению Глаша не поверила. Ну не все ли равно ей будет лет через двадцать, как она выглядит? В том возрасте, в котором она будет тогда, это уже не может иметь значения. Вот мама ведь не думает о своей внешности. То есть выглядит мама, конечно, красиво, но это получается как-то само собой, а думает она только о том, чтобы все хорошо было у папы и Глаши.

Она уже хотела высказать свои соображения Лазарю, но тут к столу вернулся официант. Через его руку была перекинута чистая скатерть, а на подносе стояла бутылка шампанского, вазочка с конфетами и три бокала. Два бокала пустые, а в третьем – роза.

– Ой… – сказала Глаша, глядя на розу так, словно она упала с неба. – А откуда она взялась?

– Выросла, – ответил Лазарь. – Чтобы вас поздравить с поступлением.

Глаша покраснела так, что у нее даже слезы выступили.

– Но ведь мы же в поезде… – пролепетала она.

К счастью, Лазарь ее глупого лепета не услышал – пока официант перестилал скатерть, он открывал шампанское. Это получилось у него так легко, что Глаша даже не успела зажать уши ладонями. Когда дома на Новый год открывали шампанское, она всегда пугалась. Вдруг пробка попадет кому-нибудь в глаз или бутылка разлетится на мелкие осколки?

Официант ушел. Глаше показалось, что и все куда-то ушли из ресторана. То есть она понимала, что никто, конечно, никуда не ушел – просто она перестала замечать посторонних людей.

Она смотрела, как Лазарь разливает шампанское. Он налил ей и себе и немножко шампанского плеснул в бокал с розой.

– Кажется, есть стихи про розу в бокале с шампанским? – сказал он. – Вы, наверное, знаете.

– Конечно, – с готовностью кивнула Глаша. – «Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, аи». Это Блока стихи. Только аи не шампанское, а просто вино.

– Вы прямо переполнены разнообразными насущными сведениями, – усмехнулся Лазарь.

Да, дурочкой он ее считал явно. Но при этом называл на «вы». Все-таки когда человек держится с тобой вежливо, то уже не так заметно, умной он тебя считает или глупой.

А вообще-то все эти мысли мелькнули лишь по краю Глашиного сознания и тут же исчезли. Она была потрясена, растеряна, сердце у нее билось так сильно и часто, что это, наверное, было даже со стороны заметно.

Ей впервые в жизни подарили цветы. И не полевые, и не из домашнего палисадника; впрочем, ей и полевых никто никогда не дарил. И в классе, и во дворе, и в пионерском лагере она всегда считалась маленькой, да что там – просто пигалицей. К тому же она была отличница, а какой мальчишка обратит внимание на отличницу?..

И вдруг – самая настоящая роза. Такая, каких Глаша не только не получала, но и не представляла, что может когда-нибудь получить. Таких огромных, таких… взрослых роз она даже вблизи никогда не видела.

И вот теперь именно такая роза стоит перед нею на ресторанном столике, в самом настоящем бокале для шампанского. И подарил ее не мальчишка, а взрослый мужчина. Глаша не то что не рассчитывала на подобное внимание – с такими мужчинами она жила все равно что на разных планетах.

А он как ни в чем не бывало разливает шампанское, придвигает к ней вазочку с кофетами, и взгляд у него такой, словно все это само собой разумеется. Да еще, как самый обыкновенный мальчишка, посмеивается над тем, что она читала Блока.

– За вас, Глаша, – сказал Лазарь. – Пусть Москва встретит вас с пониманием.

Что-то неожиданное было в его словах. Глаша, когда поступила, думала о том, как интересно ей будет учиться, и о том, как появятся у нее новые друзья и как будет она ходить в музеи и театры – их в Москве так много, что успеть бы во все! Но о том, что не только она встретится с Москвой, но и Москва будет ее как-то встречать и понимать… Нет, об этом она совсем не думала.

Лазарь поднес свой бокал к Глашиному и после тоненького стеклянного звона выпил шампанское. Глаша тоже выпила полный бокал залпом, как воду. Шампанское ей совсем не понравилось, но она не хотела, чтобы Лазарь это заметил. Она больше не собиралась казаться пигалицей, которая даже шампанское пьет всего лишь третий раз в жизни!

– Блок, наверное, ваш любимый поэт, – сказал Лазарь. – Раз вы его стихи наизусть знаете.

– Нет, – покачала головой Глаша. – Не самый любимый.

– А кто самый?

– Некрасов.

– Кто-о?! – изумился он. – Это про коня и горящую избу, что ли?

– Нет, не про коня, – улыбнулась Глаша. – Я больше всего люблю у него поэму «Русские женщины». Про декабристок.

Когда Глаша впервые прочитала «Русских женщин», то потрясение, которое она пережила, не имело себе равных в ее душе. Она представила огромные снежные поля, вьюгу, одинокие темные деревни, мрачные заводские строения вокруг сырых и холодных рудников, а главное, страшную, бесконечную в своем унынии безнадежность всей этой жизни, и представила совсем юных, очень красивых – на портретах все они были необычайно красивы – женщин, которые оказались в этих однообразных пространствах после жизни разнообразной, яркой, интересной… Она физически ощутила тот же ужас и отчаяние, которое и они пережили тогда. И тут же пронзила ее другая мысль: да ведь никто не заставлял их все это пережить, наоборот, все отговаривали губить свою молодость, и какой же силы была та сила, которая руководила ими, когда они уезжали к своим мужьям в полную неизвестность, в грубую беспросветность, и не краткий порыв ведь это был, а сила долгая, которой хватило на целую жизнь…