Огненное прикосновение - Линда Ховард Страница 39

– Нет, – наконец ответил он. – Там мне нечего делать. А ты? Ты скучаешь по большим городам?

– Несовсем. Мне недостает удобств настоящего города, но мне важно заниматься медицинской практикой, а я не могла бы делать этого там, на Востоке.

Рейф умирал от искушения.

– Есть еще кое-что, чего бы ты не могла делать на Востоке.

Она казалась заинтригованной.

– Да? Чего же?

– Вот этого.

Он опустил ее руку под одеяло и сомкнул пальцы вокруг своего члена. Мощный электрический разряд пронзил его, настолько сильный, что он резко, со свистом, втянул воздух, все его тело напряглось.

Энни замерла. Он едва слышал ее дыхание. Она была одновременно шокирована и очарована.

Рейф дугой выгнулся на одеяле, кровь бешено неслась по его жилам. Он почти не мог соображать. Ему следовало устоять перед искушением, ему следовало знать, что такое острое наслаждение будет невыносимым. Темный туман поплыл у него перед глазами, и Рейф почувствовал, что близок к оргазму. Он резко отстранился от нее с хриплым восклицанием:

– Перестань!

Сила его желания застала Энни врасплох, затем сознание своей женской власти нахлынуло на нее. Она подняла на него глаза, губы ее тронула очень женственная улыбка. Она погладила ладонями его торс, и Рейф задрожал как жеребец.

– Люби меня, – предложила она тихим шепотом, и больше никаких слов ему не потребовалось. Он одним движением рванулся с одеяла и лег на нее. Энни приподняла бедра навстречу его властному проникновению и приняла его в себя, морщась от боли, но испытывая огромную радость от того наслаждения, которое, как она знала, она ему дает. Он двигался как поршень глубоко внутри нее, пока его семя не выплеснулось бурным потоком.

Рейф отчаянно задыхался, пытаясь протолкнуть воздух в свои вздымающиеся легкие. Боже, когда-нибудь он убьет себя во время любовных игр! Прежде он думал, что его возбудимость со временем снизится до управляемого уровня, но До сих пор этого не произошло. Каждый раз желание было таким же острым, таким же невыносимым для него.

Опасно, если он позволит своей страсти к Энни затуманить мозг. Черт, это уже произошло! Ему следовало вернуть ее в Серебряную Гору и убраться от этого места как можно дальше, а вместо этого он нарочно тянул, пока их не занесло снегом. Он хорошо спланировал, как соблазнить ее, но, удовлетворяя свой сексуальный голод, и сам поддался соблазну.

Он не в состоянии был загадывать дальше нескольких ближайших дней, которые он проведет наедине с ней в теплой темной хижине, жадно забирая ее особый жар себе, себе одному.

* * *

Дни бежали в вихре чувственности. Энни казалось, что они больше времени проводят обнаженными, чем одетыми: даже в дневное время они часто сплетались телами на одеялах, приходя в себя или собираясь снова заняться любовью. Для нее день и ночь слились в одно целое, и иногда, очнувшись от дремоты, она не была уверена – день сейчас или ночь. Она так привыкла к его проникновению, что это стало для нее более нормальным, чем существовать отдельно от Рейфа.

Когда Энни думала о будущем, ее охватывал ужас, поэтому она запретила себе о нем думать. Существовало только «сейчас», только эти темные, чувственные дни вместе с Рей-фом. В тот день, когда она будет смотреть, как он уезжает от нее, – в тот день, пообещала она себе, она снова начнет думать о будущем, о длинном, бесконечном потоке времени без него.

А сейчас она позволила себе утонуть в чувственных ощущениях. Она никогда не предполагала, что плотская любовь может быть такой дурманящей. Рейф любил ее всеми способами, какими только мужчина может любить женщину, подводя ее к немыслимым вершинам наслаждения, окончательно ставя на ней клеймо своей собственности. Сладострастие превращало ее в рабыню, а сексуальная уверенность в себе расцветала.

Проснувшись на восьмой день снегопада от звука капели и осознав, что снег тает, Энни испытала потрясение. Она настолько привыкла к жгучему холоду, что, когда температура поднялась выше нуля, воздух показался почти ласковым, и действительно появились первые безошибочные признаки весны, хотя снег все еще покрывал землю. В следующие несколько дней ручей вздулся от талых вод, и Рейф повел коней на маленькую укромную поляну, чтобы они могли размяться после столь долгого стояния в тесноте и, разрывая копытами снег, найти под ним нежные зеленые побеги молодой травы.

Энни понимала, что им скоро придется уехать, – они могли бы уже уехать, хотя по тающему снегу двигаться было действительно опасно. Она чувствовала, что Рейф воспользовался этим как предлогом, но ничего не имела против. Каждая минута, которую она могла провести вместе с ним, имела огромную ценность: ведь их осталось так мало.

Однажды утром Рейф повел коней на пастбище, а она использовала это время, чтобы согреть воды для купания. Он дал ей запасной револьвер из предосторожности на те случаи, когда его пет рядом, хоть он и находился всего в нескольких минутах ходьбы. Энни носила его в кармане юбки, путешествуя к ручью и обратно. Оружие было тяжелым и оттягивало ей карман, что раздражало ее, но здравый смысл не позволил ей оставить револьвер в хижине. Медведи вылезали из своих зимних берлог, голодные и раздражительные. Рейф тогда сказал, что медведь вряд ли нападет на нее, но она не хотела рисковать. Возможно, она не сможет попасть туда, куда прицелится, но на звук выстрела прибежит Рейф.

Второй раз возвращаясь от ручья, Энни внимательно смотрела под ноги, потому что после растаявшего снега земля была грязной и скользкой. Заржала лошадь, она испуганно подняла глаза и увидела незнакомого мужчину верхом на коне у входа в хижину. Ведро с водой выпало из рук, ее охватила паника.

– Прошу прощения, мэм, – сказал мужчина. – Я не хотел напугать вас.

Энни не смогла ничего придумать в ответ. В голове было пусто, губы онемели.

Незнакомец откинулся назад в седле.

– Увидел ваш дым, – объяснил он. – Не знал, что кто-то обосновался здесь, наверху, подумал: возможно, там лагерь.

Кто он такой? Просто бродяга или некто, представляю-щий угрозу для Рейфа? Он не выглядел угрожающим, наоборот, он старался не делать никаких движений, которые могли бы показаться ей агрессивными, но шок от его вторжения в ее частный мир вызвал у нее головокружение. Где Рейф? О, Боже, пусть он сейчас не возвращается!

– Я не причиню вам вреда, – сказал человек. Глаза его были спокойны, голос звучал почти мягко. – Ваш муж где-то поблизости?

Она не знала, что сказать. Если она скажет «да», он узнает, что она не одна. Если скажет «нет», то кто знает, что он сделает? Энни за эти годы пришлось лечить достаточно ран, чтобы автоматически не предполагать добродетель в своих собратьях. Некоторым из этих собратьев добродетель вообще была не свойственна. Но все же маловероятно, чтобы он поверил, что она живет здесь, в горах, одна, поэтому она в конце концов кивнула.

– Как вы думаете, я могу с ним поговорить? Если бы вы показали мне, куда он ушел, я бы перестал вам надоедать и вы бы продолжали свою работу.