Навсегда разделенные - Тейлор Дженкинс Рейд Страница 39

Меня греет мысль о том, что, возможно, Сьюзен тоже могла бы меня полюбить. На самом деле, я даже ошеломлена тем, насколько мне эта мысль приятна. Однако сидящая рядом новая Сьюзен мне незнакома, и я чувствую замешательство. В глубине души я частично готова к тому, что свекровь просто ждет, когда я ей полностью откроюсь, чтобы хорошенько дать мне под дых.

— Мне бы хотелось узнать тебя поближе, — говорит она. — Если ты не против. Мне, конечно, следовало позвонить перед приходом, но я подумала… — она тихо смеется, — подумала, что на твоем месте послала бы себя куда подальше, и решила тебе такой возможности не давать.

У меня тоже вырывается смешок. Я не понимаю, что происходит, и не знаю, как реагировать на это.

— Так я могу пригласить тебя на ланч? — спрашивает Сьюзен.

— Не знаю, — снова смеюсь я. От слез у меня опухли глаза, да и душ я еще не принимала.

— Я пойму, если ты попросишь меня уйти, — замечает Сьюзен. — Если посмотреть на ситуацию с твоей стороны, я вела себя отвратительно. Ты меня совсем не знаешь, но могу тебя заверить: если я осознаю, что была неправа, то делаю всё возможное, чтобы загладить свою вину. Я неделями думала об этом и не находилась бы сейчас здесь, если бы не была готова всё исправить. Я, правда, очень хочу узнать тебя получше, и мне хотелось бы… начать всё сначала.

Она произносит последние слова с вдохновением. Так, словно «начать всё сначала» — здравая мысль, и многие именно так бы и поступили. И благодаря ее уверенности я чувствую, что, может быть, это действительно возможно. Может быть, это только кажется сложным, а на самом деле — легко. Мы просто-напросто начнем всё сначала. С чистого листа.

— Да, — соглашаюсь я, — можно попробовать.

Сьюзен кивает.

— Прошу, прости меня, Элси.

— И вы меня. — Только произнеся эти слова, я понимаю, что сказала их искренно.

Мы с минуту сидим молча, думая об одном и том же. У нас получится? Мы сможем наладить отношения? Сьюзен, видимо, убеждена, что сможем, и решительно настроена этого добиться.

— Ладно, — говорит она, — берем себя в руки и на выход.

— По части «взять себя в руки» вы намного умелее меня.

— Это приобретенное качество. И чисто поверхностное. Бегом в душ! Я тебя здесь подожду. Обещаю, по вещам шарить не буду. — Она клятвенно поднимает руки.

— Хорошо, — встаю я. — Спасибо, Сьюзен.

Она кивает.

Я иду в ванную и, прежде чем прикрыть за собой дверь, сообщаю ей, что она может сколько угодно шарить по моим вещам.

— Окей! Но ты можешь об этом пожалеть! — отзывается она.

Улыбнувшись, я включаю душ. Намыливая голову, я думаю обо всем том, что мне хотелось высказать Сьюзен все эти недели. О том, какую боль она мне принесла. Как неправа она была. Как плохо она знала своего собственного сына. Какое бессердечие она выказала. Но теперь она здесь, и это совершенно другой человек. Не стоит ворошить прошлое.

Я одеваюсь и выхожу в гостиную. Сьюзен сидит на диване, ожидая меня. Не знаю, каким образом, но ей удалось улучшить мне настроение.

Мы едем в ресторан, который она нашла по интернету.

— Я прочитала, что это уединенное местечко и что там прекрасные десерты. Ты не против?

— Конечно, нет. Никогда не откажусь побывать там, где еще не была.

Разговор, не касающийся Бена, идет не так гладко. Временами повисает неловкое молчание, но, думаю, мы обе понимаем, что это нормально.

Я рассказываю Сьюзен о том, что работаю в библиотеке. Она отвечает, что любит читать. Я говорю ей, что не очень близка со своими родителями. Она отвечает, что ей жаль это слышать. Она рассказывает мне, что старается занять всё свое время разными проектами, но довольно быстро теряет к ним интерес.

— Осознав, что я зациклилась на ремонте дома, я прекратила его, но, по правде говоря, только ремонт помогал мне отвлечься и требовал постоянной занятости.

Постепенно беседа возвращается к тому, что нас объединяет: Бену, умершим мужьям, потере.

Сьюзен рассказывает мне истории из детства Бена, о его неловких выходках и трюках, которые он пытался проделать. Она рассказывает о том, как он постоянно выпрашивал дать ему поносить ее драгоценности.

Я смеюсь, представив Бена в женских украшениях.

Сьюзен улыбается, делая глоток чая.

— Представь себе только: он всегда мечтал на Хэллоуин нарядиться ведьмой! Я объясняла ему, что он может выбрать костюм волшебника, но нет, он хотел быть ведьмой! Наверное, ему просто хотелось измазать лицо зеленой краской.

Мы говорим о Стивене. О том, как тяжело Сьюзен было его потерять, о том, как сильно Бен напоминал ей Стивена. Она признается, что, потеряв мужа, так рьяно старалась удержать рядом сына, что, может быть, стала ему в тягость.

— Не думаю, — отвечаю я. — Во всяком случае, с моей точки зрения, Бен очень сильно вас любил. Он беспокоился о вас. Заботился о вас. Мы много о вас говорили. Он… — Я не уверена, как много могу рассказать ей о намерениях и переживаниях Бена, о том, почему он так и не сказал ей обо мне. Но мне так приятно общаться с кем-то, кто знал его так же хорошо, как я, кто знал его лучше меня. Мне так нужно было услышать: «Я знаю, как тебе больно», и поверить говорящему. Слова срываются с языка прежде, чем я успеваю себя остановить: — Он боялся, что если вы узнаете, что он встретил кого-то и в серьезных с ней отношениях, то почувствуете себя брошенной. Нет, не брошенной, но… он боялся, вы посчитаете, что он преспокойненько живет себе дальше и что в его жизни больше нет места для вас. Что было бы неправдой. В его жизни всегда было место для вас. Но он думал, что, услышав обо мне, вы почувствуете себя ненужной, а он этого не хотел. И он постоянно откладывал разговор обо мне. Ждал подходящего момента. Подходящий момент всё никак не наступал, а наши отношения перешли на такой уровень, что стало еще страннее то, что он вам обо мне так и не рассказал, отчего он совсем растерялся. Он не знал, как быть, и очень из-за этого переживал. Он любил вас, Сьюзен. Сильно любил. И не рассказал вам обо мне потому, что заботился о вас, пусть и таким странным образом. Не могу сказать, что я его понимала. Или что мне это было по душе. Но он скрывал наши отношения от вас не потому, что вы были для него неважны. Или потому, что я для него была неважна. Просто он… он повел себя как обычный парень. Он не знал, как разрулить ситуацию, поэтому никак ее не разруливал.

Сьюзен с минуту обдумывает сказанное мной, глядя в свою тарелку.

— Спасибо, — наконец произносит она. — Спасибо, что рассказала мне об этом. Я думала, дело в другом… Новость не то чтобы приятная, но и не особо неприятная, правда? — Сьюзен не уверена в том, что чувствует, и явно пытается переварить услышанное. — Мы уже в тех отношениях, чтобы я могла предложить тебе кое-что? — спрашивает она. — Как вдова вдове?

— О. Эм… конечно.