Случайная встреча - Виктория Холт Страница 39

Теперь она уже не пыталась менять тему застольного разговора, если речь заходила о войне, хотя в недавнем прошлом было именно так. Напротив, она поддерживала разговор, охотно выискивая какие-нибудь признаки того, что скоро может наступить мир.

Отец тоже с большим интересом следил за событиями. Он заявил, что если Наполеон сумеет завоевать Россию, то в его руках окажется вся Европа.

— И тогда, — заключил он, — он вплотную займется нами!

— Но нас защищает море, — заметила мать.

— Если он сумеет перебросить сюда свои армии…

— Наш флот не позволит ему сделать это.

— Если ему удастся завоевать Россию, — сказал Дэвид, — он будет уверен в своей непобедимости.

— Он был разбит при Трафальгаре, — напомнила Клодина.

— И, Бог даст, вновь потерпит поражение, — отец, — но сейчас русские отступают, Наполеон уже под Москвой. Если он сумеет взять ее, русские потеряют сердце своей родины.

— Будет ли это означать, что война окончена? — спросила мать.

— А как ты полагаешь, дорогая моя Лотти? Что будет делать завоеватель Европы после того, как победит русских? Он придет к выводу, что непобедим, и тогда ничто не удержит его от нападения на наш остров.

Мать поежилась:

— Все это так глупо, бессмысленно! Какая разница для людей, кто король, а кто император?

— К сожалению, любимая моя, эта разница очень существенна для королей, и уж тем более для этого сомнительного императора. Наполеон желает поставить на колени весь мир!

— Он никогда не сможет завоевать нас, — твердо сказал Дэвид.

— Никогда! — согласился отец. — Тем не менее нас ждут серьезные неприятности!

Мы продолжали регулярно посещать тетушку Софи, иногда ходила я, иногда — Амарилис. А Софи все говорила о Тамариск, ее красоте, ее очаровании. Я заметила Амарилис: «Смотри, как быстро этот ребенок превратился в ангела!» Она согласилась со мной. Жанна была очень обеспокоена:

— Она почти ничего не ест и совсем не спит по ночам! Я часто слышу, как она разгуливает. Вчера ночью я заглянула к ней в комнату. Опять она сидела у окна и смотрела в сад: ей послышалось, что ее зовет Тамариск. Она была такая холодная! Я заставила ее улечься в постель, прикрыла несколькими одеялами, но она дрожала чуть ли не целый час. Так она долго не протянет!

— Как хотелось бы получить хоть какие-то вести о Тамариск! — вздохнула я.

Стоял теплый сентябрьский день, когда мы услышали о том, что Наполеон взял Москву.

— Это конец! — воскликнул Дэвид. — Капитуляция Москвы будет сокрушительной для русской армии, она развалится!

Дэвид очень внимательно следил за политическими событиями, во всяком, случае, так казалось мне. Он старался рассматривать все события с точки зрения логики, отец же был склонен, скорее, к субъективным суждениям, и к ним всегда примешивались эмоции.

Но на этот раз ошибся Дэвид. Москва горела. Поначалу считали, это французы подожгли ее, что было бы большой глупостью с их стороны. Наполеону ни к чему разрушенный город, ему нужно где-то размещать и кормить свою армию. Однако оказалось, пожар был последним отчаянным маневром русских, тем, что называется тактикой «выжженной земли». Русские постоянно использовали ее во время войны, и наступающие армии Наполеона, оказавшиеся вдали от родины, не встречали на своем пути ничего, кроме горящих городов.

— Теперь Наполеону нужно принять важное решение, — рассуждал Дэвид, — оставаться на зиму в сожженном городе или отступать? Он колеблется, а если будет затягивать с принятием решения, станет слишком поздно.

— Теперь мы должны молиться о том, чтобы он отступил из Москвы и грянула ранняя русская зима, — заявил отец.

— Ах, эти бедные солдаты! — пробормотала мать. Я знала, что сейчас она возносит благодарственные молитвы за то, что Шарло не наполеоновский солдат, а, как она надеялась, копается в своем винограднике.

— Эти самые «бедные солдаты», Лотти, — возразил ей отец, — могут вторгнуться на нашу землю и дать возможность этому проклятому императору править нами!

— Я знаю, знаю, но это просто ужасно, когда мужчины, не имеющие ничего друг против друга, вынуждены умирать! Надеюсь, это скоро закончится. Ах, если бы так и было!

— Тогда молись о холодной зиме!

Я не сомневалась, что и русские молятся о том же, и молитвы были услышаны: при отступлении погибло девяносто процентов наполеоновской армии. Как бы ни были дисциплинированны солдаты, они не смогли выдержать ужасных русских морозов.

Вокруг царила радость — и мы разделяли ее, — выяснилось, что Наполеон вернулся в Париж и от его армии в шестьсот тысяч человек осталось не более сотни.

Мы обедали у Баррингтонов, когда поступили вести об этом.

— Возможно, теперь он согласится заключить мир? — с надеждой произнесла мать.

— Только не он! — сказал отец.

— Ничто, кроме плена и полного уничтожения армии, не сможет заставить Наполеона уняться! — добавил Эдвард Баррингтон.

— Ты прав, — поддержал его отец. — Ничто, кроме полного поражения! И оно не за горами, поверьте мне, а когда это произойдет, мы, наконец, освободимся от угрозы, столь долго нависавшей над нами. Французам еще за многое придется ответить!

— Да, все беспорядки связаны с ними, — добавил мистер Баррингтон.

— Вы имеете в виду волнения рабочих?

— Они действительно принимают серьезные масштабы, — пояснил Эдвард. — Толпа распоясывается все больше, и нам приходится устанавливать у машин круглосуточную охрану.

— Идиоты! — воскликнул отец. — Наши законы недостаточно жестки!

— Я слышал, что их собираются ужесточить, — сказал Эдвард. — Придется это сделать, так долго продолжаться не может!

Затем они вновь начали обсуждать отступление Наполеона из Москвы и строить предположения, какими могут быть его дальнейшие планы.

Когда мы вернулись домой, оказалось, что там нас ждет один из конюхов Эндерби. Он сообщил, что мадемуазель Фужер очень беспокоится за мадемуазель Софи и считает, что нам нужно как можно быстрее ехать туда.

Все мы — мать, отец, Дэвид, Клодина, Амарилис и я — поехали в Эндерби.

Я всегда входила в этот дом в ожидании чего-то необычного, хотя никогда не могла точно определить, чего именно я жду. Амарилис ничего такого не испытывала и говорила, что всему виной мое воображение. Но я действительно ощущала, что многие странные события, происходившие здесь, каким-то образом повлияли на атмосферу дома.

В этот вечер, войдя в него, я сразу ощутила присутствие Смерти.

Жанна спустилась в холл, чтобы встретить нас. Ее волосы были распущены, что выглядело весьма необычно, ибо Жанна считала, что прическа для женщины это все. Лицо у нее было бледным, а глаза полны горя.