Исповедь послушницы - Лора Бекитт Страница 39

– Все когда-нибудь исчезнет и умрет, Мария.

– В христианской школе нам говорили, что Бог, Испания и король вечны.

– Испания такое же государство, как и другие, оно может быть завоевано и разрушено. Король – человек, и он смертен. Разве что Бог…

– Если он в самом деле существует, – неожиданно жестко перебила его девушка, и это был первый настоящий всплеск эмоций за долгие дни.

– Кем был твой отец? – спросил Энрике, дабы перевести разговор в другое русло.

– Врачом. Он спасал чужие жизни.

«И отдал за них свою», – подумал молодой человек, а вслух произнес:

– Одним из тех, кто лечит молитвами и травами?

Энрике замер, когда Мария ответила ему мимолетной улыбкой, будто его вопрос на мгновение позволил ей вернуться в потерянный рай.

– Он считал, что главное – найти золотую середину между работой и досугом. Самое полезное – это заниматься любимым делом, а еще – читать увлекательные книги, слушать приятные истории, пение и музыку, играть в полезные игры и одеваться в красивые одежды. Вы читали «Тайну тайн»? ^[12]

– Нет, я даже не слышал о ней.

– Эта книга учит восстановлению сил, как телесных, так и душевных.

– Ты владеешь этой тайной? – с любопытством спросил Энрике.

Мария тряхнула головой, будто отгоняя наваждение.

– Я больше не владею никакими тайнами. Все тайны умерли, осталась голая правда.

– Ложись спать, – сказал Энрике, – завтра будет тяжелый день.

Он тоже лег, а перед сном с неожиданной горечью подумал о том, что совсем скоро эта девушка, похожая на героиню восточной сказки, навсегда покинет его палатку и его жизнь.

Молодому человеку приснилась танцовщица, кружащаяся в мареве горячего воздуха под звон собственных украшений. Яростный ветер развевал ее яркий полупрозрачный наряд и длинные черные волосы, она ослепительно улыбалась и звала, звала движениями, жестами, взглядом огромных сверкающих глаз.

– Проснитесь, проснитесь!

Энрике едва не подскочил от громкого возгласа, на самом деле бывшего всего лишь настойчивым шепотом.

Он открыл глаза. Над ним склонилась Мария.

– Что случилось?!

– Я хочу поговорить с вами.

Энрике сел на постели, мало что понимая спросонья.

– Это не может подождать до утра? – Он старался сдержать недовольство.

– Нет.

– Хорошо, говори, – ответил он и вдруг заметил, как она одета.

На самом деле Мария была раздета – на ней был только тот самый нежно-розовый с золотыми монетками платок; девушка ловко обвязала его вокруг тела, но ее плечи, грудь и ноги были обнажены. Груди были упругими и полными, с крупными темно-коричневыми сосками, ноги – крепкими и вместе с тем прекрасно очерченными, стройными.

– Возможно, ваши люди доведут меня до места целой и невредимой. Но потом меня обязательно изнасилуют: я из морисков, а отныне в отношении нас у испанцев развязаны и руки, и совесть. Возможно, мне придется торговать собой, чтобы добыть пропитание. Потому я хочу, чтобы моим первым мужчиной стал мой спаситель.

Энрике отнюдь не обрадовался тому, что услышал; напротив, его захлестнули муки совести.

Молодой человек удивился: прежде он легко ложился в постель с понравившейся женщиной, а когда наступала следующая ночь, нередко забывал ее имя.

– Возвращайся в постель, Мария, и не говори глупостей. С чего тебе добровольно приносить себя в жертву? Я вовсе не хочу, чтобы ты принадлежала мне. Я никогда не смогу на тебе жениться и не желаю нести ответственность за то, что случилось. Мне не доставит удовольствия лишать тебя чести, – строго произнес Энрике.

– Мне больше некому принадлежать. Я принадлежала своей семье, земле, на которой родилась, своему народу. Я была подданной королевства Гранада. Мою семью уничтожили, мой народ согнали с родной земли. Так или иначе, но у меня уже нет чести. Меня самой больше нет. Вам не надо на мне жениться, потому что невозможно жениться на призраке или тени. Я вам совсем не нравлюсь?

Вопреки ожиданию она говорила не с возмущением, а с глубокой печалью и легкой укоризной.

– Ты мне очень нравишься, но я дворянин, и мне будет противно чувствовать себя негодяем, хотя… на самом деле я негодяй, потому что я тоже испанец и принимал участие в этой войне! Ты должна меня ненавидеть, Мария, а не предлагать себя.

– Зачем ненавидеть того, кто и так все понимает?

– Я ничего не понимал, пока не увидел, что такое война. Пока не встретил тебя.

За пологом палатки стояла непроглядная ночь; между тем Энрике знал, что теперь до утра не сомкнет глаз.

Нехотя поднявшись с неуютного походного ложа, молодой человек протянул Марии ее одежду и, не глядя на девушку, спросил:

– Какими полезными играми ты развлекала себя в своей семье?

– Мы с отцом часто играли в шахматы.

– Ты играешь в шахматы?!

– Да. Сестры не любили это занятие, тогда как я достигла в нем больших успехов.

Энрике улыбнулся.

– Не может быть.

– Я даже обыгрывала отца!

Недоверчиво покачав головой, молодой человек достал маленькую деревянную доску и изящные костяные фигурки.

– Клянусь, если ты выиграешь, я исполню любое твое желание!

Девушка, уже благопристойно одетая, присела на постель.

– Каждая партия, – сказала она, – это увлекательное путешествие в неизвестность, история, которую всякий раз нужно создавать заново. Этим игра отличается от жизни.

– Разве жизнь предсказуема?

Мария ничего не ответила. Она сделала ход и погрузилась в игру. Позднее Энрике говорил себе, что слишком много внимания уделял блеску черных глаз, потоку темных волос, движениям изящных пальцев, медленно переставляющих фигуры. Он ощущал волнующую пульсацию жизни в крови, мозгу, конечностях, во всем теле. Он слишком сильно стремился выиграть, тогда как девушка просто играла. Женщины умеют играть – особенно на струнах души; они неважные стратеги, зато обладают интуицией, которая без труда заменяет им трезвый мужской разум. Им не дано править миром, зато они превосходно повелевают сердцами.

Мария выиграла; без видимых усилий привела его шахматную империю к краху и наступила на горло ее правителю.

Собрав фигуры, она откинула назад длинные волнистые волосы и промолвила величественно, как это могла бы сделать отдающая приказания королева: